Чужая война - Наталья Игнатова

– Побежденному? Вы же вроде живой еще.

– Ну проигравшему. Не в этом суть.

– Не пойму я вас. – Эльрик пожал плечами, – В Опаленных, командующих Тварями, вы верите. В исманов, заключивших договор с готами, – тоже. А в шефанго, которому не по пути с Готской империей, исконным, замечу, врагом Ям Собаки, поверить не можете.

– Дайте мне время подумать! – почти взмолился герцог. – Вы валитесь как снег на голову, превращаете допрос в фарс, запутываете все, что можно запутать, остаетесь при своих, не рассказав ничего и узнав все, что хотели, а потом предлагаете свои услуги. Черт побери, так нельзя!

– Я у вас еще и табачку выпросил. – Эльрик поднялся на ноги, и в шатре сразу стало тесно, – Думайте, сколько угодно. Времени до утра еще много. – Он посмотрел на мрачного как туча Дика. – Кандалы? Веревки? Сотня пахлаванов? Как у вас тут пленных стерегут? И где?

– Иди, нелюдь, – буркнул вояка, не склонный к шуткам. – К любому костру. Куда ты здесь денешься?

– И то верно. – Шефанго развернулся и вышел из шатра. Он не успел даже расседлать вышедшего из леса Тарсаша, когда лорд Альберт окликнул его:

– Сэр Эльрик, я тут поразмыслил. Де Фокс повернулся к нему, осторожно отводя голову Тарсаша, который норовил прихватить губами ухо хозяина.

– И что надумали?

– Мне действительно не будет лишним еще один боец и еще один меч. Тем более если этот боец утверждает, что стоит десятка.

– А может, и поболе, – самоуверенно заметил шефанго. Лорд Альберт поднял изумленно брови. Но ограничился тем, что пожелал Эльрику спокойной ночи.

В полудне пути от столицы находился небольшой охотничий домик. Небольшой. Так мне, по крайней мере, рассказывали.

Некоторые наши монастыри были поменьше этого охотничьего домика. Я уж молчу про подсобные постройки, окружавшие его.

Там я и остался.

Поначалу я попытался успокоиться. Воспринять нынешнюю ситуацию как данность. Которую не изменишь. В которой надо жить.

И не смог.

Меня все раздражало. Эльфы, занятые самолюбованием. Люди, не понимающие, что их ждет. Совет, помешавшийся на осторожности. Герцоги, короли и императоры, заигравшиеся во власть. Орден, смотрящий на происходящее откуда-то из поднебесья. Отец, не смеющий шагу ступить без одобрения Совета. Меня раздражал даже этот «домик». Хотя он-то точно не был ни в чем виноват.

Каким-то краем сознания я понимал, что эльфийская самоуверенность была всего лишь поводом для того, чтобы я так взбесился. Слишком многое накопилось во мне за последние месяцы. Слишком долго я загонял это внутрь, не позволяя вырваться наружу. Но понимание это ничем не помогало. Я сорвался. И рядом не было отца Лукаса, который понял бы эту угрозу раньше меня и приказал бы сходить к брату Павлу.

Я еще пытался с этим бороться. Молился. Тренировался до цветных пятен в глазах.

Не помогало.

Меня засасывало. Я уже почти не мог рассуждать логически. Я метался по дому, как сумасшедший, сшибая все на пути. Я, наверное, и становился понемногу сумасшедшим.

* * *

Через четыре дня ко мне пришло четкое осознание того, что нужно делать. И я помчался в столицу.

Первый же слуга во дворце сообщил мне, что все ушли в храм Владыки. «Праздник осени. Ваше Высочество».

Тем лучше. В моих покоях было убрано, ни следа бардака, оставленного мной. Доспехи, сделанные для меня тридцать лет назад, так и пролежали все это время в одном из сундуков. Мне показывали их. Настало время примерки.

Что ж, все подошло великолепно. Я подтягивал последние ремешки, когда в комнату постучали.

– Ну.

В комнату заглянул слуга:

– Ваше Высочество, Их Величество просят вас явиться в храм.

– Исчезни.

Меч висел на стене. Я снял его, и он улегся мне на. плечо с тихим радостным звоном.

– У нас впереди много развлечений, парень. Я отправился в сторону храма. Торопиться было некуда.

Решение принято. И я шел по столице, в последний раз наслаждаясь ее красотой. Вот и храм.

Железный Зигфрид, генерал ордена Бича Божьего, кивнул не глядя, и послушник положил на стол перстень с рубином.

Нет, не так.

Послушник положил перстень. Третий. Тот, которого не хватало, чтобы обрел свою силу Паучий Камень.

– Ступай. – Сэр Зигфрид проводил поклонившегося мальчика взглядом холодных серых глаз.

Гордо поклонился парень. Словно и не кланялся вовсе, а кивнул коротко, хоть и вежливо. Не поклон – ритуал. И все же чувствовалось в нем уважение, граничащее с почитанием.

Генерал улыбнулся и покачал тяжелый перстень на ладони. А ведь кланяться рыцари ордена научились у шефанго. Очень уж горды эти нелюди и лишний раз склонить голову почитают за бесчестье. А орден Бича тоже никогда не отличался смирением. И не только орден. Если уж на то пошло, все готы горды. Именно, гордость их и помогла когда-то завоевать для империи огромные территории, не силой – лишь намеком на силу – привести к покорности соседние государства, грозить даже тем, кто был далеко, несокрушимой мощью императора и его псов-палатинов.

Власть на суше сама шла в руки империи.

Власть на море приходилось пока оспаривать у высокомерных наглецов шефанго.

Генерал поднялся из кресла. Легко. Гибко, как юноша. С тех пор как Отец Зла одарил его Силой, сэр Зигфрид забыл о возрасте. Снова вернулась былая гибкость и бодрость. Снова мог он не спать сутками, не чувствуя усталости. Снова мог рубиться огромным своим мечом, о котором, как и о самом генерале, ходили легенды.

Он вернулся к им же заведенному обычаю лично учить десяток лучших молодых рыцарей. И старые легенды, обретя плоть, начали обрастать новыми, совсем уж невероятными подробностями.

Отперев небольшую стальную шкатулку, сэр Зигфрид полюбовался на лежащий там, в темном бархате, старший перстень и два других, тускло светящихся ровным багровым огнем. Положил в шкатулку третью драгоценность. В этом перстне камень казался просто камнем. Значит, не довелось еще ему принимать на себя удар врага.

Генерал знал, точно знал, что он – единственный, кто понял: перстни не только защищают. Они многократно умножают Силу. Но лишь после того, как примут ее в себя. И магия владельца, направленная через перстень, хотя бы раз послуживший щитом, такая магия становится неотразима.

Впрочем, от этого, нового и последнего его приобретения не требовалось ничего, кроме того, что этот перстень был третьим.

* * *