Конев. Солдатский Маршал - Сергей Михеенков

Верховный остался доволен их докладом и решимостью выполнить приказ. Он поручил маршалам подготовить прямо здесь, в Москве, в Генштабе, свои планы, согласовать вопросы взаимодействия и доложить ему не позднее чем через сутки-двое.

Работали Конев и Жуков в отдельных комнатах. Но иногда собирались в кабинете у Антонова или Штеменко, чтобы увязать некоторые принципиальные вопросы.

«Работа Генштаба по планированию завершающих ударов крайне осложнилась категоричным решением Сталина об особой роли 1-го Белорусского фронта, — вспоминал Штеменко. — Овладеть столь крупным городом, как Берлин, заблаговременно подготовленным к обороне, одному фронту, даже такому мощному, как 1-й Белорусский, было не под силу. Обстановка настоятельно требовала нацелить на Берлин по крайней мере ещё и 1-й Украинский фронт. Причём, конечно, нужно было как-то избежать малоэффективного лобового удара главными силами».

Второго апреля маршалы вновь были у Верховного. Докладывал Антонов. Потом командующие фронтов. Сталин никаких существенных замечаний не высказал. Он доверял им.

Когда Конев закончил свой доклад, Верховный сказал:

— В связи с тем, что в Прибалтике и в Восточной Пруссии фронты начинают сокращаться, могу вам выделить две армии за счёт прибалтийских фронтов: двадцать восьмую и тридцать первую.

Обе армии были знакомы Коневу по боям 1941 и 1942 годов под Смоленском и Ржевом.

В директивах фронтам Берлинского направления было сформулировано: Берлин атакуют войска 1-го Белорусского фронта; армии 1-го Украинского должны тем временем разгромить противника в районе Котбуса и южнее Берлина с выходом к десятому дню операции на рубежи юго-западнее Берлина, к реке Эльбе.

Конев неожиданно заявил, что войска 1-го Украинского фронта тоже полны решимости штурмовать Берлин. При этом начальник Генштаба ещё раз обратил внимание Верховного на то, что существующая разграничительная линия фактически исключает участие войск Конева в штурме Берлина. Конев стоял на своём: при существующей конфигурации фронта и расположении группировок целесообразно «нацелить часть сил 1-го Украинского фронта, особенно танковые армии, на юго-западную окраину Берлина».

«Сталин пошёл на компромисс: он не отказался полностью от своей идеи, но и не отверг начисто соображений И.С. Конева, поддержанных Генштабом, — пишет Штеменко. — На карте, отражавшей замысел операции, Верховный молча зачеркнул ту часть разгранлинии, которая отрезала 1-й Украинский фронт от Берлина, довёл её до населённого пункта Люббен (в 60 километрах к юго-востоку от столицы) и оборвал.

— Кто первый ворвётся, тот пусть и берёт Берлин, — заявил он нам потом».

Из-за этой проклятой разгранлинии, которую, как предусматривает устав, перед началом операции не провели чётко и определённо, Жуков уложил тысячи солдат на Зееловских высотах и при штурме в лоб обводов города, а Конев потерял большое количество танков и экипажей, сгоревших на тесных улочках от фауст-патронов и противотанковых орудий, выставленных на прямую наводку. И тот и другой спешили отличиться. Войти в историю. Полководческая мудрость отступила на второй план перед страстью стать первым. Впрочем, не нам их судить.

Планы планами, а реальный бой, а тем более сражение такого масштаба, как битва за Берлин, зачастую пишет свой сюжет. Как говорят в народе: брань дело кажет.

Подступы к «логову» изобиловали болотами, каналами, лесами, реками, озёрами. Глубокоэшелонированная оборона была построена основательно, по всем правилам инженерного дела: непосредственно перед городом — два внешних обвода оборонительных линий, всё густо занято войсками, некоторые части и целые дивизии срочно переброшены с Западного фронта, минные поля, танковые ловушки, ПТО. Солдаты и фольксштурм готовы были умереть за Германию, за фюрера в последнем бою, но не пропустить большевиков дальше своих позиций.

При таком построении обороны берлинской группировки противника разумнее выглядел один из резервных планов Генштаба, который предполагал не лобовой штурм города через Зееловские высоты, а охват района Берлина силами двух фронтов — с севера (2-й Белорусский), с северо-запада (1-й Белорусский), с юга и юго-запада (1-й Украинский). Войска фронтов, согласно плану, должны были соединиться в районе Бранденбурга и Потсдама и одновременно отсечь любое «поползновение» к Берлину союзников.

Но лавровый венок у Сталина был один…

Конева, впрочем, ситуация, которая сложилась к началу операции, вполне устраивала. Он понимал, что возможность войти в Берлин у него есть, и очень даже реальная. Не зря он пестовал и закалял в боях свои танковые армии. Рыбалко и Лелюшенко преодолевали марши, подобные тому, который предстоял, не раз.

В ночь на 16 апреля правее боевых порядков Конева небо осветилось дальним заревом. Вскоре донеслась канонада. Это начал 1-й Белорусский фронт. Жуков решил опередить всех.

В ту ночь Конев только что вернулся из района Бреслау Там 6-я армия генерала Глуздовского[92] продолжала удерживать в блокаде крупную группировку противника, не желающего сдаваться.

Переданные из состава 3-го Белорусского фронта 28-я и 31-я армии были ещё на марше. Конев решил не дожидаться их подхода.

На передовом НП генерала Пухова было тесновато. Блиндаж был отрыт и тщательно замаскирован на опушке соснового бора. Внизу обрыв. Под обрывом — Нейсе. За рекой пологий берег. Он хорошо просматривался на многие километры вперёд, вправо и влево. Уже светало, и в стереотрубу было хорошо видно, что происходило на той стороне, у немцев.

Артподготовка проводилась в три этапа, всего 145 минут: 40 минут — прикрытие выхода пехоты к реке: 60 минут — форсирование; 45 минут — обеспечение атаки на том берегу. После того как противоположный берег Нейсе потонул в чёрном смраде разрывов, передовые батальоны начали форсирование.

Под прикрытием огня и дымовой завесы на подручных плавсредствах батальоны переправлялись на противоположный берег. Через несколько минут сапёрные части уже навели десантные переправы, и по ним пошла пехота. За ними начали переправляться полковые артиллерийские группы. Всё шло строго по графику.

Однако левый берег начал огрызаться — не все огневые точки оказались подавленными артиллерией.

И тут произошло то, что впоследствии описал в своих мемуарах командующий 13-й армией генерал Пухов. Пуля щёлкнула по креплению стереотрубы и с воем ушла в сторону. Пухов признался, что почувствовал себя неважно. Конев же, тоже на мгновение отвлёкшись от стереотрубы, сделал вид, что ничего не произошло, и молча продолжил наблюдение.