Великий Ганнибал. "Враг у ворот!" - Яков Нерсесов

Симптоматично, что спустя почти два тысячелетия надгробие другого легендарного полководца – большого поклонника Ганнибала – и по совместительству Русского Марса, Александра Васильевича Суворова украсит не только столь же краткая, но почти идентичная эпитафия: «Здесь лежит Суворов»…

…Между прочим, потом было много споров: можно ли считать действия Тита Квинкция Фламинина против Ганнибала подвигом или нет? Кое-кто считал низостью добивать затравленного старика, даже если его разум уже помутился от ненависти к римскому народу. По их мнению, получилось что-то вроде славы Герострата: Фламинин убил старика из тщеславного желания связать свое имя с гибелью Злейшего Врага Рима! Примечательно, что именно с этого момента имя Фламинина исчезло со страниц римских хроник…

Судьба великого противника Ганнибала и его победителя Сципиона Африканского тоже трагична.

Слишком уж высоко она его вознесла!

Демократические государства, как известно, безжалостны к своим… великим сынам. Яркие тому свидетельства – судьбы полулегендарных героев прошлого Фемистокла и Мильтиада. Вот и к нашему герою его сограждане стали приглядываться еще более пристально, после того как он выиграл «Ганнибалову войну» в далеких и экзотических Испании и Африке. Не без оснований предполагалось, что его неслыханные победы должны были вскружить ему голову. К тому же он стоял во главе боготворившей его армии. Такой успех мог опьянить любого. За примерами далеко ходить не приходится: легендарный покоритель полмира Александр Македонский к концу своего невероятного жизненного пути из образованного «эллина» превратился в жесточайшего деспота, требовавшего божеских почестей. Вернувшийся в Рим победоносный полководец, победитель самого Ганнибала, завершивший самую страшную войну, которую когда-либо вели римляне, вызывал не только восторг, но и вполне естественные опасения: а не захочет ли он стать… царем Рима?!

Тем более что, по мнению отцов Рима, он вел себя с ними именно так – по-царски высокомерно!

Но он отказался от всего того, что могло бы заподозрить его в стремлении к единоличной власти в республиканском Риме. Он не пытался обращаться с опасными призывами к своим ветеранам, не заигрывал с плебсом, не проводил популярных законов, не стремился на войну, чтобы увенчать себя новыми громкими победами.

И наконец, он почти не выступал в сенате!

Все это вызывало изумление и… подозрение!

Когда в 199 г. до н. э. Сципиона выбрали в цензоры, а эта должность предусматривала право… карать, многие со страхом ожидали – как он поведет себя, обладая такой властью?! Но Публий Корнелий Сципион Африканский так никого и не покарал! Хотя, конечно, были лица, заслуживавшие кары. Но он оставлял их жить… в назидание потомкам, как бы давая всем понять, что такие люди были, есть и будут.

Такова человеческая сущность: все люди разные…

…В то же время Сципион обожал покровительствовать достойным того людям. Так, именно он немало выдвинул на передовые роли в государстве действительно талантливых людей, чье происхождение явно не позволяло им на это рассчитывать. В частности, его верный друг – человек неблагородного происхождения – Гай Лелий при помощи Сципиона сделал блестящую карьеру. Он прошел всю социально-политическую лестницу вплоть до консульства! Будучи вторым лицом в армии после Сципиона, он заслуженно получил за боевые заслуги целых два (!) высших военных трофея: золотые венки – случай для римской армии той поры абсолютно беспрецедентный! Еще один собрат Публия Корнелия по оружию – Секст Дигитий, один из двух солдат, первым взошедший на стену при штурме Нового Карфагена. Будучи не римлянином, а всего лишь италийцем, начав службу под началом Сципиона в Испании простым легионером, Дигитий проявил себя столь блестяще, что, став со временем с помощью своего патрона претором, вернулся в Испанию нести службу на благо Рима. Другой незнатный офицер из окружения Сципиона Квинт Минуций Терм, начавший свою военную службу в Африке, сделал замечательную карьеру с помощью своего патрона. Ему посчастливилось войти в военную историю Рима как полководец, сумевший благодаря своему дарованию спасти римское войско, запертое в ущелье. Когда над римлянами уже вовсю «маячил призрак поражения подобно печально знаменитому Кавдинскому»…

Больше всего Сципион любил свою частную жизнь!

Недаром он так часто повторял: «Я никогда не бываю так занят, как когда я ничем не занят, и никогда не бываю менее один, чем когда я один». Он обожал заниматься чтением и воспитанием детей. Детей у него, как известно, было четверо. Женился он достаточно рано, еще до отъезда в Испанию, и к моменту окончания «Ганнибаловой войны» его жена Эмилия Терция – дочь трагически погибшего в злополучной битве при Каннах консула Эмилия Павла – подарила ему двух сыновей и двух дочерей. Не исключено, что супругу он – давно самостоятельный человек – выбирал себе уже без ведома матери, дата смерти которой осталась неизвестна. Его не остановили ни ее бедность, ни зловещая слава, связанная с именем ее отца, ни отсутствие у девушки-сироты знатных и богатых покровителей, которые могли оказать ему протекцию в сенате. Рассказывали, что Эмилия унаследовала то особое богатство, которое современники считали отличительной чертой ее рода Эмилиев: она всю жизнь горячо любила мужа и была ему надежной опорой и тылом – в общем, образцом римской жены-матроны.

…Кстати, если судьбы сыновей Публия Корнелия Сципиона Африканского – Публия и Луция – ничем особенным не запомнились, то его младшая дочь Корнелия навсегда вошла в историю Рима как мать легендарных борцов за гражданские права – Гая и Тиберия Гракхов. Рано овдовев, она всю свою оставшуюся жизнь посвятила воспитанию детей. «Это мои единственные сокровища!» – любила повторять Корнелия. Но ее блестяще образованные и красноречивые сыновья пали в гражданских смутах конца II века до н. э. Когда был убит последний ее сын – Гай, она, как и ее прославленный отец, удалилась из Рима, в благородном спокойствии проведя остаток жизни. Примечательно, но Корнелию почитали и друзья, и враги ее сыновей. На Форуме ей воздвигли статую. Из всех детей Сципиона Африканского она более всего напоминала своего отца. Впрочем, это уже другая история, лежащая за пределами нашего повествования…

Эмилия намного пережила мужа. Она осталась верна его памяти и больше в брак не вступала. При этом она ни в чем не изменила своих привычек и образа жизни. А ведь был у нее один маленький чисто женский недостаток – она слыла страшной… модницей. В этом смысле они с мужем были «два сапога пара». К сожалению, именно эта черта ее характера сыграет весьма печальную (если не сказать роковую!) роль в судьбе последних лет ее знаменитого мужа. (Об этом чуть позже.) Чисто по-женски ее можно и нужно понять: все те долгие годы, что ее муж, защищая Отчизну, провел вдали от родины, она, как и полагалось образцовой римской жене, терпеливо занималась хозяйством и воспитанием детей. И вот теперь, когда изнурительная война наконец закончилась, любимый муж вернулся домой и всеобщая радость охватила не только ее семью, но и весь Рим. Все плясали от восторга. Вполне понятно, что и Эмилия не могла и не хотела скрывать своего счастья. Она сбросила свои мрачные темные одежды, которые носили все римлянки со времен Каннской катастрофы – почти 15 лет (!), и с чисто женским вкусом нарядилась в светлые яркие платья.