Директива Джэнсона - Роберт Ладлэм

— Послушай, — взволнованно произнесла Джесси, — ты должен держаться подальше от этого человека. Если Коллинз хочет с тобой расправиться, не надейся, что ты уйдешь от него живым.

— Я знаю этого человека, — уверенно заявил Джэнсон. — Я знаю, что делаю.

— И я тоже знаю, что ты делаешь. Ты собираешься сунуть голову в пасть льву. Ты что, не понимаешь, что это безумие?

—У меня нет выбора, — сказал Джэнсон. Тяжело вздохнув, Джесси спросила:

— Когда мы трогаемся в путь?

— Никаких «мы». Я отправляюсь один.

— На твой взгляд, я недостаточно хороша?

— Ты же прекрасно понимаешь, что я говорю не об этом, — недовольно заметил Джэнсон. — Ты хочешь услышать комплимент в свой адрес? Ты хороша, Джесси. Высший класс. Ты этого от меня ждала? И я говорю правду. Ты хитрая, как лиса, ты ловкая и проворная, ты хладнокровная, умеешь быстро приспосабливаться к изменяющейся обстановке, и, наверное, ты самый меткий стрелок из всех, с кем мне доводилось встречаться. Но это никак не влияет на мой следующий шаг: то, что я должен сделать, я должен сделать один. Тебе нельзя идти со мной. Ты не должна рисковать.

— И тытоже не должен рисковать. Ты отправляешься в логово льва, не захватив с собой даже хлыст.

— Поверь мне, это будет безмятежная прогулка в парке, — едва заметно улыбнувшись, заверил ее Джэнсон.

— Скажи, что ты больше не злишься на меня за Лондон. Потому что...

— Джесси, мне правда очень нужно, чтобы ты снова наведалась в штаб-квартиру Фонда Свободы в Амстердаме. Я постараюсь как можно скорее присоединиться к тебе. Нельзя исключать возможность того, что там что-то произойдет. Ну а что касается Дерека Коллинза, я сам о себе позабочусь. Все будет в порядке.

— А мне почему-то кажется, что ты просто боишьсяподвергать меня риску, — сказала Джесси. — По-моему, это не делает чести твоему профессионализму, ты не находишь?

— Не понимаю, о чем это ты.

— Проклятье, возможно, ты и прав. — Она помолчала, избегая встречаться с ним взглядом. — Быть может, я еще не готова.

Вдруг молодая женщина заметила на тыльной стороне правой руки маленькую капельку засохшей крови. Она присмотрелась внимательнее, и ей стало не по себе.

— Сегодня вечером, на склоне...

— Ты поступила так, как должна была поступить. Или убиваешь ты, или убивают тебя.

— Знаю, — глухо ответила Джесси.

— Это никому не должно нравиться. Не надо стыдиться своих чувств. Отнять жизнь у другого человека — это величайшая ответственность. Ответственность, от которой я пытался убежать в течение пяти лет. Но ты должна уяснить и другую истину. Иногда силу смерти можно остановить только силой смерти, и хотя фанатики и безумцы крутят этой заповедью как хотят, выворачивая ее наизнанку, она не перестает быть правдой. Ты сделала то, что должна была сделать, Джесси. Ты спасла нас. Спасла мне жизнь.

Джэнсон улыбнулся, пытаясь ее подбодрить. Она слабо улыбнулась в ответ.

— Признательность тебе не к лицу. Мы спасли друг другу жизнь, договорились? И теперь квиты.

— Ты кто, снайпер или бухгалтер?

Джесси печально рассмеялась, но ее взгляд помимо воли тянуло к капле засохшей крови. Она помолчала.

— Просто я вдруг подумала, что у этих ребят тоже были папы и мамы... Понимаешь?

— Ты увидишь, что научишься не думать об этом.

— И это хорошо?

— Иногда, — сказал Джэнсон, тяжело вздохнув, — это просто необходимо.

Джесси исчезла в ванной, и Джэнсон услышал шум душа.

Наконец она вернулась, укутав свое стройное тело в махровый халат. Джесси подошла к кровати у окна. Джэнсон был поражен, насколько женственной она сейчас выглядела.

— Значит, утром ты меня бросишь, — помолчав, сказала Джесси.

— Я бы выразился по-другому, — заметил Джэнсон.

— Интересно, какова вероятность того, что мы встретимся снова, — продолжала она.

— Ну же, Джесси, гони прочь такие мысли.

— Быть может, нам нужно не упускать последний день — точнее, ночь. Собирать розовые лепестки...

Джэнсон видел, что она боится, как за него, так и за себя саму.

— У меня очень хорошие глаза. Ты сам это знаешь. Но сейчас мне не нужен оптический прицел, чтобы увидеть то, что прямо передо мной.

— И что же это?

— Я вижу, как ты смотришь на меня.

— Не понимаю, что ты хочешь этим сказать.

— Слушай, прекрати. Теперь твой ход. Ты должен сказать мне, как сильно я напоминаю тебе твою покойную жену.

— Если честно, ты на нее совсем не похожа. Джесси помолчала.

— Я тебя стесняю. Не пытайся отрицать.

— По-моему, ты не права.

— Ты пережил полтора года пыток и допросов во вьетнамском плену, но вздрагиваешь, когда я подхожу слишком близко.

— Нет, — сказал Джэнсон, чувствуя, что у него пересохло во рту.

Встав, она подошла к нему.

— Ты широко раскрываешь глаза, заливаешься краской, а сердце у тебя начинает бешено колотиться. — Взяв его ладонь, Джесси прижала ее к своей шее. — И со мной творится то же самое. Ты чувствуешь?

— Оперативный агент не должен делать никаких предположений, — сказал Джэнсон.

Однако он ощутил под теплой, шелковистой кожей пульсирующую жилку, кажется, бьющуюся в такт его сердцу.

— Я вспоминаю то, что ты написал как-то по поводу международной связи спецслужб: «Для того чтобы работать вместе, стать союзниками, очень важно честно и открыто обсудить все неразрешенные спорные моменты».

В ее глазах зажглись веселые искорки. И что-то более нежное, теплое.

— Просто закрой глаза и думай о своей стране.

Шагнув к нему, Джесси распахнула халат. Ее грудь торчала двумя куполами идеальной формы, соски набухли в напряжении. Наклонившись к Джэнсону, она обхватила руками его лицо, глядя ему в глаза.

— Я готова принять твою дипломатическую миссию. Джесси начала расстегивать его рубашку.

— В уставе есть статья, запрещающая братание.

Она зажала губами его рот, останавливая неискренние возражения.

— Ты называешь это братанием? — спросила она, одним движением сбрасывая с плеч халат. — Ну же, всем известно, как глубоко в тыл может проникать агент Пол Джэнсон.

Джэнсон ощутил нежный аромат, исходящий от ее тела. Губы Джесси были мягкими, сочными и влажными; они скользнули по его лицу к губам, предлагая им раскрыться. Ее пальцы нежно гладили его щеки, скулы, уши. Джэнсон чувствовал ее грудь, нежную и упругую, вжавшуюся в его тело, ее ноги, обвившие его бедра, равные им по силе.