Вторая мировая война. Ад на земле - Макс Хейстингс

В самой Франции Сопротивление поддерживали очень немногие, пока немцы в 1943 г. не ввели принудительную трудовую мобилизацию – тогда молодые люди стали присоединяться к маки, но сражались они с переменным энтузиазмом. Бороться против оккупантов было трудно и смертельно опасно. Застарелый антисемитизм избавлял большинство французов от желания спасать евреев из лагерей уничтожения. Значительная часть французских аристократов сотрудничала с немцами и с режимом Виши, который действовал на территории центральной и южной Франции, пока немцы не захватили и эти территории в ноябре 1942 г.

Были из этого печального правила и прекрасные исключения, в том числе графиня Лили де Пастре. Она родилась в 1891 г., мать ее была русской, а отец принадлежал к богатой династии производителей вермута Noilly Prat. В 1916 г. она вышла замуж за графа Пастре, из семьи, сколотившей состоянии в XIX в. на морских перевозках. К 1940 г. они развелись, но графиня оставалась жить в роскошном шато де Монтредон к югу от Марселя. Она не жалела денег на то, чтобы превратить Монтредон в пристанище художников, бежавших с оккупированной немцами территории (большинство из них составляли евреи). Она создала организацию Pour que l’Esprit Vive («Чтобы дух жил») и помогала тем, кто находился в опасности, деньгами, предоставляла им крышу над головой. Одновременно в шато жило по сорок человек – писателей, музыкантов, художников, в том числе Андре Массон и чех Рудольф Кунжера, еврейская пианистка Клара Хаскил и арфистка Лили Ласкин. Пастре организовала для Хаскил операцию по удалению опухоли глазного нерва и переправила ее в Швейцарию.

Жители замка регулярно устраивали репетиции и вечерние концерты. Для поощрения творчества графиня назначила премию 5000 франков за лучшее исполнение фортепианных сочинений Брамса. Вершиной ее продюсерской деятельности стала постановка «Сна в летнюю ночь» при лунном свете в ночь на 26 июля 1942 г. с 52 актерами на сцене и с оркестром во главе с еврейским дирижером. Костюмы сшил молодой Кристиан Диор из занавесок шато Монтредон. Деятельность Лили де Пастре была насильственно оборвана под конец войны: замком завладел вермахт, часть ее друзей, в том числе еврейского композитора немецкого происхождения Альфреда Токайера, отправили в концлагеря. И все же старания графиня помочь хоть кому-то из обреченных жертв нацизма достойно выделяются на фоне общего равнодушия французских аристократов, боявшихся за свои жизни и свои кошельки. Лили умерла в 1974 г. в бедности, растратив огромное состояние на благотворительность, в первую очередь – в годы войны.

Некоторые маленькие страны сопротивлялись упорнее, чем Франция. Дания, единственная из стран Европы, отказалась соучаствовать в депортации евреев, и почти все датские евреи уцелели. Мало кто из 293 000 жителей крошечного Великого Герцогства Люксембург радовался вхождению в состав гитлеровского рейха. В 1940 г. во время немецкого вторжения семеро из 87 защитников герцогства были ранены; герцог с семьей и министрами ускользнул в Лондон и сформировал там правительство в изгнании. Когда в октябре 1941 г. был проведен плебисцит по вопросу присоединения к Германии, 97 % населения проголосовали против. Берлин только плечами пожал, объявил всех люксембуржцев гражданами Германии и начал мобилизовать их в вермахт. Народ ответил всеобщей стачкой: сломить ее немцам удалось, лишь казнив двадцать одного члена профсоюза и еще несколько сот отправив в концлагерь. Не будем идеализировать сопротивление Великого Герцогства: после войны 10 000 его жителей были осуждены за коллаборационизм, и 2848 люксембуржцев погибли на фронте в немецкой униформе. Но подавляющее большинство населения было против нацистской гегемонии и сумело выразить свой протест.

Хуже обстояли дела на Востоке: украинцы и жители Прибалтики активно вступали в вермахт, поскольку сталинский режим ненавидели больше, чем нацистов. Украинцы поставляли охранников в гитлеровские лагеря смерти, и в феврале 1944 г. Николай Ватутин, один из лучших сталинских генералов, был убит антисоветскими украинскими партизанами, подкараулившими его автомобиль. В оккупированной Югославии немцы использовали межэтническую рознь, натравив хорватское ополчение (усташей) на сербов. Усташи вместе с надевшими немецкие мундиры казаками совершали чудовищные злодейства по отношению к своим согражданам. В последние годы войны немцы брали на службу всех, кто соглашался пойти в вермахт, – казаков, латышей, набрали даже несколько подразделений скандинавов, французов, бельгийцев и голландцев.

Возможно, самым экзотическим контингентом гитлеровского войска стали 13-я и 23-я дивизии СС, навербованные в основном из боснийских мусульман, которыми управляли хорваты, а в бой их вели немецкие офицеры. На парад эти солдаты выходили в фесках с кисточками. По словам Гиммлера, эсэсовцы-мусульмане были из «самых доблестных и верных приверженцев нашего фюрера в силу их ненависти к общему врагу – иудео-англо-большевикам». Гиммлер слегка подтасовывал факты (15 % этих мусульманских подразделений составляли католики-хорваты), но он действительно старался обеспечить фюреру поддержку мусульман и с этой целью создал в Дрездене военную школу мулл, а с Иерусалимским муфтием договорился об организации в Берлине школы имамов, где бы офицеров СС наставляли в общих нацистско-мусульманских ценностях. Один из командиров этих мусульманских подразделений, своеобразный человек по имени Карл-Густав Зауберцвайг, предпочитавший называть своих солдат «детишки», утверждал: «Мусульмане из наших дивизий СС начинают видеть в фюрере новое воплощение Пророка». Однако Зауберцвайга отстранили от командования 13-й дивизией СС после того, как дивизия плохо себя зарекомендовала в Югославии в 1944 г., и рекруты-мусульмане практически не сыграли никакой роли в армии Гитлера.

Партизанскую войну против оккупантов вдохновляли и материально поддерживали союзники. В послевоенной литературе она была прославлена и опоэтизирована, хотя стратегическое ее значение было невелико. Группы сопротивления редко отличались единством состава и мотивов, а также эффективностью, как отмечал в своем дневнике итальянец Эмануэль Антом, впоследствии казненный немцами: «Хочу зафиксировать реальность на случай, если десятилетия спустя псевдолиберальная риторика превратит партизан в чистых героев. Мы есть то, что мы есть, смесь индивидуумов, из которых одни действуют по совести, другие – из политических убеждений, есть и дезертиры, боящиеся депортации в Германию, кого-то привела к нам любовь к приключениям, кого-то – склонность к бандитизму. Есть среди нас и такие, кто учиняет насилие, напивается, брюхатит девчонок»15.

Так обстояло дело во всех движениях Сопротивления по всей оккупированной Европе. Обе стороны действовали жестоко: в Управлении спецопераций произошел переполох, когда курьер из французского сектора Анна-Мария Уолтерс обвинила своего английского шефа, подполковника Джорджа Старра, в систематических пытках коллаборационистов и пленных. В Англии провели расследование, и старший офицер управления, полковник Стэнли Вулрич, писал, что, вопреки удачным операциям Старра, «его послужной список несколько замаран склонностью к садизму, на которую все труднее становится закрывать глаза. Нет сомнения, что пытки пленных применяются чрезвычайно широко»16. Обвинения Уолтерс тем не менее удалось замять, хотя они отражают страсти и жестокость, типичные для партизанской войны.