Хочу женщину в Ницце - Владимир Абрамов

– Интересно, как это в оригинале звучало у самого Капоте.

– Как «real phony».

– Денис, вы такой же колючий, как были прежде.

Ее недобрая улыбка скрывала тайную надежду на мое благоразумие.

– Как только с вами девушки общаются, – за ее дружеским упреком последовал глубокий вздох.

– Нормально общаются. Я хорошо им за это плачу и они не придуриваюся, – сказал я, стараясь быть предельно откровенным. Несмотря на ее суровое поглядывание в мою сторону, я надеялся на взаимопонимание, поэтому продолжил:

– Сейчас любая услуга как товар на рынке имеет свою цену. Бесценна только настоящая любовь, и то исключительно потому, что у каждого понимание о ней свое, нет критерия, оттого и не с чем сравнивать.

– Да вы философ, кто бы мог подумать, – засмеялась моя бывшая наставница.

Она неизменно продолжала меня называть на «вы», как и прежде.

Когда-то я думал, что это просто общепринятый педагогический прием, а потом пришел к выводу, что это ее личная причуда, и с тех пор не придавал этому особого значения.

– Орламонд, – произнес я это не всем понятное слово. Видимо, тема нашей беседы и лежащий на коленях преподавательницы журнал вырвали его из моего подсознания.

– Это вы к чему? – спросила она.

– Орламонд, – термин, в переводе означающий «не от мира сего». Так называлась вилла бельгийского писателя Метерлинка, теперь это отель, который находится по дороге из Ниццы в Вильфранш, где живу я.

– Если такое название, место должно быть действительно интересное, – глаза Эллы Андреевны заблестели. – Наверное, дорогой отель, – в душе, видимо, ожидая опровержения, предположила она.

– Черт его знает, я там никогда не жил, но думаю, что недешевый. Четыре звезды. Отель «Меркюр Гримальди», который я забронировал для вас в центре Ниццы, – тоже очень неплохой, но «Меттерлинк» классом выше, да и контингент там такой, что, деньги предпочитает не экономить. Когда-то в этом дворце должно было открыться шикарное казино, но планам не суждено было сбыться, однако флер финансового благополучия там сохранился до сих пор. Одним словом, необычное это местечко. Хотите увидеть? Съездим посмотрим, нет проблем.

– Денис, я не люблю, когда безрассудно тратят деньги, тем более, когда я тому причина.

– Да ладно вам, не заморачивайтесь, не такие уж это деньги. Февраль – низкий сезон и цены вполне умеренны, иногда можно даже в «Негреско» поселиться за полцены. Был бы только свободный стандартный номер. Уверяю вас, это будет не намного дороже «Меркюра», и эти дополнительные расходы меня уж точно не разорят.

– Делайте что хотите, – с какой-то обреченностью в голосе ответила Элла Андреевна.

– В конце концов не понравится – всегда сможем вернуться в Ниццу, – успокоил я свою щепетильную гостью.

Воистину роскошное место, куда я привез Эллу Андреевну, хоть и находилось в непосредственной близости от дороги, что шла по обрывистому карнизу, но располагалось значительно ниже, на самом краю скалистого мыса, и было скрыто от посторонних глаз густыми кронами альпийских сосен и темными перьями гигантских кипарисов. Нам повезло – нашелся небольшой одноместный номер, из окна которого открывался чарующий вид на Кап Ферра и высокую гряду альпийских гор. Там, пониже Гранд корниша среди белых дворцов затерялась и моя относительно скромная обитель.

– Я уже как будто видела это место, – Элла Андреевна не в силах была скрыть восторга, глаза ее светились, и лицо с ямочками на щеках стало добрее.

Широко она никогда не улыбалась, и сейчас природная сдержанность не позволяла ей этого. Ей явно нравилось находиться в этом отеле, и она не могла этого скрыть. Элла Андреевна сняла с себя норковый жакет и повесила его в тяжелый дубовый шкаф, благоговейно прикрыв резную дверь. Она не стала переодеваться с дороги, а лишь сменила обувь, оставшись в двубортном брючном костюме из плотного шелка ярко-голубого цвета. Костюм по всей видимости был далеко не новым, однако сидел на ней идеально, подчеркивая достоинства стройной, почти не изменившейся с годами фигуры. Выйдя из номера, мы спустились вниз, где рядом с бассейном нас пригласили за столик и налили горячего кофе. Погода к вечеру заметно улучшилась, и ветер с моря поутих. Наконец появилось солнце, которое, выглянув из-за туч, вскоре начало клониться к закату, разделяя спокойное море золотой дорожкой.

– Я уже как будто видела это место, – снова слово в слово повторила она свою фразу, которую произнесла еще в номере, когда смотрела в окно. – Точно, Денис! Я вспомнила!

Элла Андреевна, всегда обладавшая ровным и спокойным нравом, вдруг захлопала от радости в ладоши, как дошкольница на новогоднем представлении.

– Да-да, кажется, здесь, во дворце у бассейна с точно такими же греческими колоннами вперемешку с кипарисами происходило действие фильма «Кто есть кто». Тут по сюжету жила богатая писательница. Ее играла Мари Лафорэ. Помните, Денис? Согласитесь, это просто какая-то мистика! Мы, старшеклассницы, когда учились в школе, дико завидовали этой француженке, купающейся в роскоши.

Она, верно, попутала меня с моим отцом. Может, когда-то я действительно смотрел этот фильм, но именно этот эпизод припомнить не мог.

– Ну как же, Денис, – не успокаивалась она, пряча смущенную улыбку в ладонь. – Впрочем, вы, наверное, правы. Ваше поколение живет переживаниями других героев и не смотрит по вечерам «Трех мушкетеров» и «Фантомаса». Это я, как дура, готовясь приехать в Ниццу, пересмотрела все французские фильмы, что были дома. Бельмондо, Мирей д’Арк и, конечно, Демонжо.

– Почему «конечно»?

– Потому что она родилась в Ницце, а мама у нее с русскими корнями.

– Господи, Элла Андреевна, русская история так плотно переплелась с этим берегом, что впору писать большую русскую энциклопедию Ниццы. Ностальгия – состояние деструктивное.

– Денис, я понимаю, что вам со мной скучно, и вряд ли имена звезд французского кино и эстрады семидесятых годов прошлого столетия вас волнуют также, как и меня.

Мне нечего было ей возразить, и хотя она ожидала моего участия, я просто промолчал.

К кофе нам подали дежурное тирамису, и когда гарсон удалился, она продолжила:

– Я надеюсь, вы завтра свободны и нам ничто не помешает отправиться по историческим местам, связанным с жизнью писателя Сухово-Кобылина. Я уже, кажется, говорила вам по телефону об этом. Признаться, я хочу попробовать собрать материал для своей будущей статьи в журнале.

Я неохотно оторвал глаза от красного «Феррари», который довольно долго и несколько неловко пытался припарковать под крышу гаража один седовласый джентльмен.

– Вы серьезно? – спросил я.

– Да, Денис, Кобылин был сложным и главное, не до конца понятым современниками и потомками человеком.

– Элла Андреевна, но позвольте, – я чуть было не рассмеялся ей в лицо, что было бы, разумеется, просто непозволительно с моей стороны, но вовремя сумел овладеть собой и продолжил: – Разве у нас на родине еще сохранились те, кому интересна судьба этого беспечного и тщеславного помещика. Он до такой степени кичился своей древней родословной, что потерял осмотрительность и умудрился угодить в тюрьму только потому, что не знал, как, когда и в каком размере на Руси положено давать взятку, а в остроге от обиды на всех он занялся сочинительством «Кречинского». Эту его прескучную комедию по-моему до сих пор ставят в московских театрах. Когда-то мои бабушка с мамой ходили на нее в Моссовет.