Рим. Роман о древнем городе - Стивен Сейлор

* * *

На следующий день Луций сделал то, что до сих пор делал лишь однажды, – надел фамильный фасинум. Ребенком ему доводилось иногда видеть его на шее матери, а когда сам Луций стал отцом, Менения торжественно передала семейную реликвию ему, заявив, что хотя о происхождении этого предмета толком ничего не знает, но может с уверенностью сказать, что это очень древний талисман, отводящий зло. Луций носил его на шее в тот день, когда получил, чтобы не обидеть мать, а затем снял и забыл о нем.

Но в ту ночь, когда бушевала гроза, фасинум вдруг явился ему во сне парящим над пламенем. Пробудившись, Луций принялся искать его среди всякой всячины, хранившейся в сундуках, нашел и надел на шею. Золотой талисман, спрятанный под тогой и нижней туникой, холодил кожу. Луция трудно было назвать слишком религиозным или суеверным человеком, но если фасинум и вправду обладал какими-то защитными свойствами, то из всех дней его жизни сегодня был самый подходящий, дабы прибегнуть к ним.

Чтобы попасть в Субуру, в дом Гая, Луцию требовалось пройти через Форум. Со стороны здания сената до его слуха донеслись плач и причитания. Толпа оплакивала Квинта Антилла.

Дом Гая был набит народом, как никогда ранее, а атмосфера в нем была близка к истерии. Среди мужчин, спешивших туда, замечалось какое-то странное нервическое воодушевление. Последний раз Луций наблюдал подобную смесь ужаса, ожидания и чувства товарищества, когда перед завершающим приступом стоял с Тиберием под стенами Карфагена. То было предвкушение рождающегося, к добру ли, к худу ли, нового мира, смешанное с пониманием того, что многие из них не доживут до завтрашнего дня, чтобы этот мир увидеть.

Гай, стоявший среди группы жнецов с серпами и косами, помахал ему рукой.

– Ты шел через Форум?

– Да, прошел возле сената. Слышал крики и плач, не видел…

– Не важно, – прервал его Гай странно равнодушным тоном. – Мои «глаза» и «уши» доставляют свежие донесения каждые несколько минут. Квинта Антилла выставили на погребальных носилках перед Рострой. Многие сенаторы состязались в том, кто произнесет более прочувствованную прощальную речь. Плакальщицы причитали и рвали на себе волосы. Между тем, боюсь, некоторые из моих наиболее ревностных сторонников собрали на периферии толпы. Нет, ни о каком насилии и речи не идет, просто выкликают имена. Стоит плакальщикам возгласить «Антилл», как мои люди кричат в ответ «Тиберий». Напомню, тело моего брата протащили по улицам и утопили в реке. Никто не может обвинить меня в том, что с Антиллом проделали такое же.

– Гай, то, что я сделал вчера, – непростительно.

– И совершенно нетипично. – Гай улыбнулся, но глаза его остались печальными. – Должно быть, сами фурии разожгли твою ярость. Кто бы мог подумать, что ее таилось в тебе так много? Ну, Квинт Антилл – не самая большая потеря для мира. Разумеется, Опимий обвиняет меня в убийстве. Даже сейчас он разглагольствует перед своими приятелями-сенаторами, голословно утверждая, будто я желаю им всем смерти. «Гракхи задумали кровопролитие!» – кричит он. Любопытно, что такие, как он, обвиняют противников в тех самых преступлениях, которые затевают сами.

– Неужели дело дойдет до резни, Гай?

– Спроси Опимия. Он делает все, чтобы привести сенаторов в ярость. Предлагает ввести так называемое чрезвычайное положение. Звучит угрожающе и предусматривает предоставление консулам права «принимать все меры по защите государства». Иными словами, они получат право убивать любого гражданина на месте, без суда.

– Гай, этого не может быть.

– И все же боги допускают подобное. Туповатый малый, вроде Опимия, просто не понимает, что нечто подобное этому «чрезвычайному положению» невозможно использовать лишь единожды. Они открывают ящик Пандоры. Стоит позволить государству убивать своих граждан, и оно начнет прибегать к этому снова, снова и снова.

Гай говорил бойко, но неожиданно его голос дрогнул.

– Увы, Луций! Что происходит с нашей любимой республикой? С нашей несчастной, искалеченной, безнадежной республикой?

Он схватил Луция за руки, потом порывисто отстранился и обернулся, чтобы обратиться к жнецам.

– Все вы явились с тем оружием, какое имеете. Филократ, подай мне мой меч! Я не собираюсь ждать, пока они нападут на меня в моем доме. Отправлюсь на Форум и произнесу молитву перед статуей моего отца.

Выбежавшая из дома Лициния вцепилась в его тогу.

– Нет, муж мой! Ты в безопасности лишь здесь, дома, где твои сторонники могут защитить тебя.

– Только боги могут меня защитить!

– Тогда отправляйся без оружия. Если ты пойдешь вооруженным, в сопровождении вооруженных людей, дело непременно кончится насилием, и обвинят в этом тебя.

– Лучше умру сражаясь, чем дам себя заколоть как жертвенную овцу.

Он криво улыбнулся.

– Гай, это не шутки! Люди, убившие Тиберия, намерены убить и тебя.

– Пока дышу, останусь римским гражданином. Не стану пленником в собственном доме.

Гай высвободился и направился к выходу.

Лициния безутешно рыдала. Луций попытался обнять и утешить ее, но она стряхнула его руки, отказываясь от сочувствия. Когда последний из спутников Гая покинул переднюю, Луций побежал следом.

При движении Гая по улицам Субуры ставни распахивались, люди приветствовали его, но лишь немногие отваживались к нему присоединиться. Куда только подевалась та огромная толпа, которая клялась защищать Гая до последней капли крови? Кажется, его свита таяла на глазах, и до Форума добралась лишь небольшая кучка самых преданных сторонников. Праздные зеваки, привлеченные любопытством, нутром почуяли, что дело пахнет неприятностями, и торопливо рассеялись.

Перед статуей отца Гай задержался, глядя наверх, на лицо старшего Тиберия. Рядом, по правую руку, стоял его верный раб, молодой Филократ. Мечтательным голосом Гай произнес:

– Мой дед отбрасывает длинную тень, люди знают меня как внука Сципиона Африканского, а не как сына Тиберия Гракха. Но мой отец тоже был великим римлянином. Его победы в Испании установили мир, который длился двадцать пять лет. Его дипломатия в Азии снискала доверие царей. Его дважды выбирали консулом, он дважды удостаивался триумфа и служил в качестве цензора. Мой брат мог бы добиться не меньшего величия, останься он в живых. Я надеялся, что и сам бы мог…

Голос его дрогнул, по щекам потекли слезы.

– Неужели мы жили и умерли ни за что?

И тут Луций услышал доносившиеся со стороны сената крики, сопровождавшиеся звуками уличной схватки. Шум приближался.

– Гай, нам нужно срочно вернуться домой. Нас здесь недостаточно, чтобы дать им отпор.

Гай встрепенулся, напряг слух, потом покачал головой:

– Столкновение происходит между нами и Субурой, путь к отступлению отрезан. Мне придется остаться и встретить здесь свою смерть.