Дипломатия - Генри Киссинджер

Демонстрируя, что он ни в малейшей степени не был напуган таким приемом, по всей вероятности, почерпнутым из представлений о великолепии какой-то венской оперетты, Молотов занялся постановкой конкретных вопросов: в чем конечная цель Трехстороннего пакта? Как Гитлер определяет провозглашенный им «новый порядок»? Что такое «расширенная азиатская сфера влияния»? Каковы германские намерения на Балканах? Сохраняется ли до сих пор понимание того, что Финляндия находится в советской сфере влияния?

Никто еще не беседовал с Гитлером подобным образом и не подвергал его такого рода перекрестному допросу. В любом случае Гитлер не был заинтересован в том, чтобы ограничивалась свобода действий Германии там, куда способны были добраться его армии, — и уж, конечно, не в Европе.

На следующий день встрече с Гитлером предшествовал простой спартанский завтрак, но существенного продвижения вперед так и не произошло. Гитлер, по обыкновению, начал с продолжительного монолога, во время которого объяснял, как намерен поделить мир вместе со Сталиным:

«После завоевания Англии Британская империя будет разделена как крупнейшее в мире обанкротившееся имение. …И внутри этого обанкротившегося имения для России найдется доступ к незамерзающему и по-настоящему открытому океану. Пока что всего 45 миллионов англичан правят 600 миллионами жителей Британской империи. Он собирается это меньшинство разрушить…

При данных обстоятельствах возникают перспективы мирового масштаба. …Участие России в решении этих проблем вполне могло бы быть организовано. Все страны, которые могли бы быть заинтересованы в обанкротившемся владении, должны будут прекратить споры друг с другом и заняться исключительно разделом Британской империи»[464].

Ответив с долей язвительности, что он согласен с тем, что ему стало понятно, Молотов пообещал доложить остальное Москве. Согласившись в принципе с заявлением Гитлера о том, что у Советского Союза и Германии нет конфликтующих интересов, Молотов немедленно решил проверить это утверждение на практике. И спросил, какой будет реакция Германии, если Советский Союз выдаст гарантию Болгарии, сходную с той, что Германия выдала Румынии (это, по существу, заблокировало бы дальнейшее распространение германского влияния на Балканы). И что будет, если Советский Союз аннексирует Финляндию? Со всей очевидностью принцип самоопределения не входил в число принципов советской внешней политики, и Сталин не поколебался бы аннексировать территории, заселенные нерусским населением, если бы был уверен в невмешательстве Германии. Похороненными оказались не только территориальные, но и моральные принципы версальского урегулирования.

Напряженная атмосфера встречи так и не разрядилась, когда Гитлер довольно вспыльчиво бросил, что Болгария, кажется, не обращалась с просьбой о вступлении в союз с Советами. И он возражал против аннексии Финляндии на том основании, что это выходит за рамки секретного протокола, как бы не замечая, что целью визита Молотова в Берлин были именно проблемы, выходящие за рамки этого протокола. Встреча заканчивалась в атмосфере раздражения. Когда Гитлер встал, бормоча нечто относительно возможности британского воздушного налета, Молотов в очередной раз повторил свое основное заявление: «Советский Союз, будучи великой державой, не может оставаться в стороне от великих свершений в Европе и Азии»[465]. Не уточняя, чем ответит Советский Союз, если Гитлер удовлетворит его пожелания, Молотов просто пообещал, что после доклада Сталину передаст Гитлеру соображения своего хозяина относительно подходящей сферы влияния.

Гитлер был так раздражен, что не посетил обед, данный Молотовым в советском посольстве, хотя большинство других нацистских руководителей там присутствовали. Обед был прерван воздушной тревогой в связи с налетом англичан, и, поскольку в советском посольстве не было бомбоубежища, гости бросились врассыпную в разные стороны. Нацистские лидеры унеслись в лимузинах, советская делегация помчалась во дворец Бельвю (где в настоящее время останавливается президент Германии во время посещения Берлина), а Риббентроп забрал с собой Молотова и отправился с ним в расположенное поблизости свое частное бомбоубежище. Там он помахал немецким проектом документа о присоединении Советского Союза к Трехстороннему пакту, кажется, не понимая, что у Молотова не было ни намерений, ни полномочий выходить за рамки сказанного Гитлеру. Молотов, со своей стороны, проигнорировал этот проект и вновь затронул как раз те самые проблемы, от которых ушел Гитлер, в который раз подчеркнув, что Советский Союз не может быть исключен от решения любого европейского вопроса. Он потом конкретно перечислил Югославию, Польшу, Грецию, Швецию и Турцию, преднамеренно не касаясь блестящих перспектив, связанных с Индийским океаном, которые Риббентроп и Гитлер ранее развернули перед ним[466].

За высокомерным и непреклонным поведением Молотова скрывалась попытка выиграть время и дать возможность Сталину разрешить почти неразрешимую проблему. Гитлер предлагал ему партнерство в нанесении поражения Великобритании. Но не требовалось особого воображения, чтобы понять, что после этого Советский Союз останется беззащитным перед лицом предполагаемых партнеров по Трехстороннему пакту, бывших в свое время коллегами по «антикоминтерновскому пакту». С другой стороны, если Великобритании суждено было рухнуть без участия Советского Союза, то для Советского Союза было бы желательным укрепить свои стратегические позиции перед неизбежным столкновением с Гитлером.

В конце концов, Сталин так и не решил, какого курса придерживаться. 25 ноября Молотов направил Риббентропу сталинские условия присоединения к Трехстороннему пакту: Германия должна была вывести свои войска из Финляндии и предоставить Советскому Союзу свободу действий в этой стране; Болгарии предписывалось вступить в военный союз с Советским Союзом и позволить ему иметь военные базы на ее территории; Турции предлагалось допустить наличие советских баз на ее территории, включая Дарданеллы. Германия должна была оставаться в стороне, если Советскому Союзу придется добиваться осуществления своих стратегических целей на Балканах и в Дарданеллах при помощи силы. В дальнейшее развитие уже сделанного Гитлером предложения о том, что территория к югу от Баку и Батуми будет считаться признанной сферой советских интересов, Сталин теперь определил эту сферу, как включающую в себя Иран и Персидский залив. Что касается Японии, то ей ничего иного не оставалось, как отказаться от претензий на право разработки полезных ископаемых на острове Сахалин[467]. Сталин должен был знать, что эти условия никогда не будут приняты, так как они блокировали дальнейшую немецкую экспансию на Востоке, и так как в них не содержалось советских сопоставимых ответных мер.