Долг. Мемуары министра войны - Роберт Гейтс

В прессе сообщалось, что военные якобы готовят кампанию по «принуждению» администрации к принятию рекомендаций Маккристала. Рам Эмануэль сказал мне, что, если верить журналистам, сразу четыре независимых источника утверждают, что Маккристал подаст в отставку в случае несогласия с его предложениями. Словом, между военными и Белым домом росла стена непонимания. Это было плохо для страны, даже опасно. Требовалось вмешаться. В ходе телефонной конференции с Маккристалом и Петрэусом 23 сентября я сказал генералам, что решение, перед которым стоит президент, является для него предположительно самым важным за недолгий срок пребывания на посту. Эксперты и политики в Вашингтоне расходятся во мнениях относительно дальнейших наших действий в Афганистане. Президент предпочитает выслушивать все заинтересованные стороны и тщательно анализирует услышанное; он готов потратить столько времени, сколько нужно, чтобы принять конкретное решение. Если он согласится дополнительно выделить существенные подкрепления, то сделает все возможное, чтобы выполнить эту задачу, пусть даже это означает грандиозный политический скандал в Вашингтоне. Я попросил Маккристала прислать меморандум о силовых вариантах только мне, председателю ОКНШ, Петрэусу, Ставридису и генеральному секретарю НАТО. Больше, пожалуйста, никаких копий и никаких черновиков, гуляющих по рукам его сотрудников или показанных «сторонним экспертам», иначе, если снова произойдет утечка, она может оказаться фатальной для Стэна. Я заверил генералов, что президент не подвергает сомнению сам доклад и рекомендации о дальнейших шагах; он всего лишь хочет убедиться, что обстоятельства на местах требуют пересмотра стратегии, одобренной в марте. В завершение разговора я подчеркнул, что мы должны активно противодействовать стремлению прессы и кое-кого в конгрессе представить все так, будто президент конфликтует с военными.

Через четыре дня после оплошности, допущенной Маккристалом в Лондоне, я выступил с речью в Ассоциации сухопутных войск США и уделил много внимания утечкам информации. Я сказал, что важно не торопиться с решением относительно Афганистана, «и критически важно, чтобы все мы приняли участие в этом обсуждении – как гражданские лица, так и военные, чтобы президент имел возможность воспользоваться нашими лучшими советами, которые ему доложат без купюр, но в частном порядке». Большинство политических комментаторов сочли, что это намек на Маккристала, но вообще-то я «стрелял» сразу по нескольким целям. Мы регулярно слышали от представителей прессы, что Байден, Джонс, Донилон, Макдоно, Лют, Эмануэль и Аксельрод «изливали сокровенное» репортерам – зачастую не выбирая выражений, – о наших старших военачальниках, об Афганистане и о процессе принятия решений. Мне докладывали, что редакцию «Нью-Йорк таймс» буквально осаждают непрошеные информаторы из Белого дома, жаждущие поделиться своим ценным мнением. Я признал, что утечка произошла в Пентагоне. Но всякий раз, стоило мне упомянуть о возможности утечек в Белом доме, мгновенно поднимался шум, и администрация принималась горячо заверять всех вокруг в своей невиновности. Только президент признался – в разговоре со мной, – что подозревает о наличии «крота» в собственной «лавочке».

Меня снедало нетерпение и раздражение, совещания в Ситуационном центре обрыдли до предела – и кого бы не утомила пустая говорильня, час за часом и день за днем? – но в целом я был убежден, что мы занимаемся правильным и важным делом применительно к Афганистану. За всю свою карьеру я не могу вспомнить другого такого вопроса или проблемы, которые в одиночку отнимали бы столько президентского времени и требовали таких усилий руководства, да еще в сильно сжатые сроки. Мы досконально изучили все существующие и потенциальные трудности. Если и искать недостатки в таком всепоглощающем подходе, я бы отметил, что, на мой взгляд, мы чрезмерно фокусировались на военной стороне кампании – вопреки стараниям Донилона и Холбрука – в ущерб широкому контексту формулировки политических и гражданских задач. Слишком мало внимания уделялось проблеме дефицита гражданских советников и экспертов, определению точного числа людей с нужными навыками, поиску таких людей и устранению дисбаланса в распределении гражданских специалистов США между Кабулом и другими районами страны. Мы также упустили из вида напряженные отношения между «лицами Америки» в Афганистане – послом Эйкенберри и командующим Маккристалом. В Кабуле за все время моего пребывания на посту министра сменились три посла США, и ни один из них, как мне кажется, не снискал лавров. Никто из них не превзошел Залмая Халилзада, урожденного афганца и посла США в Афганистане в 2003–2005 годах, в умении налаживать контакты и выстраивать сотрудничество с Карзаем. Не сравниться им было и с парой начальников резидентуры ЦРУ в Афганистане. Даже госсекретарь Клинтон жаловалась на «вольности» Эйкенберри – мол, он не желает подчиняться и не выполняет ее распоряжения. Мы с Клинтон хотели заменить Эйкенберри – он умудрился полностью испортить отношения с Карзаем, да и с министерством обороны и Государственным департаментом не ладил – и неоднократно говорили об этом Джонсу, но Белый дом всякий раз вставал на защиту посла.

С сентября по ноябрь мы снова и снова анализировали, прикидывали и забирались все глубже в дебри – вдавались в подробности, которые нам не требовались или которые было нецелесообразно изучать. В целом дискуссия на многих совещаниях разворачивалась в трех основных направлениях. Первое: характер угрозы. Каковы отношения между талибами, «Аль-Каидой» и прочими экстремистскими группировками в афгано-пакистанской приграничной зоне? Означает ли разгром талибов поражение «Аль-Каиды»? Если талибы вновь придут к власти, вернется ли «Аль-Каида» в Афганистан? Укладывается ли стабильный Афганистан в стратегические расчеты Пакистана? Второе: какая стратегия противостояния угрозе будет наиболее эффективной и действенной – «обучение и контроль» или «контртерроризм плюс»? Ключевой вопрос относительно первой стратегии заключался в том, насколько текущая афганская модель управления «хороша» для достижения поставленных целей. Обладает ли афганское правительство достаточной легитимностью в глазах собственного народа, чтобы реализовать выбранную нами стратегию? А что касается «КТ-плюс», сработает ли она, если Соединенным Штатам не хватит ресурсов защитить мирное население? И насколько эффективными будут контртеррористические операции без надлежащей разведки? И третье: если мы и далее будем цепляться за мартовские решения президента, как мы узнаем, если – и когда – придет время менять курс?

Пакистан, безусловно, занимал центральное место в наших дискуссиях. Если Пакистан имеет настолько важное значение для успеха нашей стратегии, спрашивал Байден, почему мы тратим тридцать долларов в Афганистане против одного в Пакистане? Много раз возникала тема дополнительной военной и гражданской помощи пакистанцам. Их армия крайне подозрительно относилась к действиям американцев в Пакистане, полагая, что все усилия по увеличению численности нашего контингента на самом деле суть элементы коварного плана по захвату пакистанского ядерного оружия. Пакистанцы охотно принимали наши деньги и наше оборудование, но не наших людей. И не были особенно заинтересованы в том, чтобы мы обучали их ловить террористов и повстанцев на пакистанской территории. Что касается гражданской помощи, их паранойя и наша политическая упертость стоили друг друга. После долгих политических прений и усилий сенаторов Джона Керри и Дика Лугара, а также конгрессмена Говарда Бермана, конгресс одобрил пятилетний пакет помощи Пакистану на общую сумму 7,5 миллиарда долларов. Это было серьезное достижение, ровно то, что требовалось в данной ситуации, а долгосрочная перспектива демонстрировала нашу заинтересованность в прочном партнерстве. Но потом какой-то идиот в палате представителей присовокупил поправку к законопроекту; эта поправка предусматривала, что помощь может быть предоставлена только при условии, что пакистанские военные не вмешиваются в гражданское управление. Неудивительно, что пакистанцы возмутились, в особенности, конечно, военные. В мгновение ока потенциальное закрепление доброй воли с обеих сторон было пущено, как говорится, коту под хвост. Я знал, что в нашем арсенале нет ничего способного изменить стратегию Пакистана; думать иначе означало предаваться розовым мечтам. Но мы нуждались в сотрудничестве с этой страной.