И пели птицы... - Себастьян Фолкс

Стивен начал биться в своей гробнице, беспорядочно лупя по земле руками и ногами. И теперь клаустрофобия, которой он не давал до сих пор воли, всерьез взяла его в оборот. Он думал о людях, привольно передвигавшихся где-то рядом, и опасение, что они могут не услышать его или не найти, мгновенно переродилось в панику.

Удары его рук и ног расшевелили и без того потревоженную взрывом землю. Тяжелый пласт ее обрушился на ноги Стивена, заставив его замереть и овладеть собой.

Он снова принялся стучать по мелу рукоятью ножа и кричать как можно громче: «Я здесь! Здесь!»

Он представлял себе солдат из роты Уира, их веселые, улыбающиеся под касками лица, видел, как ребята рубят землю, подбираясь к нему. Кто там будет? Кого послали, чтобы спасти его? Он не мог припомнить ни одного лица или имени. Только Джека, но Джек лежал рядом с ним мертвый. Был еще светловолосый солдат с отсутствующим выражением лица, Тайсон, однако он давно уже погиб. И еще двое, маленькие, не способные, казалось, выпрямиться в полный рост даже под открытым небом… Возможно, впрочем, они были с ним под землей, когда грянул первый взрыв.

И тут голова его стала на удивление ясной. Ее наполнили картины нормальной жизни, населенного женщинами мира, в котором люди любили друг друга, выпивали, а еще там были дети, разговоры, смех. Он думал о Жанне, о ее поразительной улыбке, восходившей, точно солнце, от губ к глазам. Уродливый, стесненный мир подземелья с его потом и смертями был не единственной на свете реальностью, но жалкой иллюзией, убогой тюрьмой, из которой он вот-вот выйдет на свободу.

Стивен забыл об усталости и жажде, его переполняло страстное желание вернуться в огромный мир, к звездам и деревьям, к людям, которые привольно движутся в нем, живут. Если его не найдут, он разворотит стены своей гробницы, он будет грызть и глотать землю, прокладывая путь к свету.

— Не останавливайтесь, — прокричал возбужденный Леви. Глаза его горели, кожа блестела от пота, кирка била в землю, от которой они с Ламмом уже отодрали доски.

Лицо Ламма кривилось под шапкой спутанных волос, он щурился, свет фонаря слепил его.

— Вперед, — вопил Леви, — вперед!

И снова, близкий к исступлению, вонзал кирку в землю. Перед глазами Леви стояло лицо Иосифа, милого брата. Как он любил его и вот — пережил; как хотел, чтобы Иосиф походил на него, но был лучше, чтобы он воспользовался себе во благо жизненным опытом старшего брата и совершил нечто такое, что покрыло бы честью имя их прекрасных родителей и всех их предков.

Ламм работал с ритмичным упорством, узлы его плечевых мышц перекатывались под намокшим серым жилетом взад и вперед, кирка крушила преграждавшую ему путь землю.

Он стоял в десяти футах от Леви и вдруг почувствовал, как острие кирки вонзилось в пустоту. Он пробился. Ламм вскрикнул. Леви оттолкнул его и начал неистово рыть землю руками, отбрасывая ее, точно собака, назад. Он, не замолкая, окликал заваленного землей солдата. Мы идем, мы с тобой!

Именно усилия Леви, а не Ламма, разрыхлили землю на дальнем конце склепа настолько, чтобы она осыпалась, и Стивен пополз к свободе, перебравшись через труп Джека Файрбрейса.

Он возвращался к жизни на четвереньках, по обломкам и сору, насыпанным его собственным взрывом. И скоро, примерно в ярде перед собой, увидел оставшуюся неповрежденной часть туннеля. Как раз до нее-то Ламм и добрался. Оттолкнув его, Леви пролез в британский туннель первым. Но, обманутый эхом недавних ударов Стивена, повернул не в ту сторону и начал удаляться от него.

Булькая, выплевывая землю, Стивен полз, впивался ногтями в пол туннеля и, наконец, закричал. Он видел, как впереди покачивается свет фонаря. Воздух. Он может дышать.

Леви услышал его. Развернулся и пошел к нему.

Потолок туннеля стал выше. Стивен встал на колени, крикнул еще раз. Луч фонаря отыскал его.

Первым, что он увидел, были ноги его спасителя. Штанины немецкой feldgrau, окрашенной в цвет самых мрачных его снов.

Покачиваясь, Стивен поднялся на ноги, рука его потянулась к кобуре с револьвером, но нашла только мокрые лохмотья штанов.

Он смотрел на стоявшего перед ним солдата, и руки его сами сжались в кулаки и поднялись к лицу, как у приготовившегося к драке деревенского мальчишки.

В самой глубине сознания Стивена, спрятанной дальше, чем мог заглянуть его изнуренный разум, словно волны, набегающие на галечный пляж, поднимались и опадали все противоречивые порывы его души. Голос жизни, окликающий его на далекой дороге; лица убитых, закрытые глаза лежащего в гробу Майкла Уира; жгучая ненависть к врагу, к Максу, ко всем, кто привел его сюда, в это мгновение; тело и любовь Изабель, глаза ее сестры.

Решение пришло к Стивену в обход мыслей, и он увидел, как руки его, еще остававшиеся поднятыми, раскрываются, расходятся в стороны.

Леви смотрел на стоявшего перед ним полубезумца с дикими глазами, на убийцу своего брата. И обнаружил вдруг, что тоже распахивает, безо всякой на то причины, руки. Два бойца обнялись, уткнулись лицами в плечи друг друга и заплакали над мучительной странностью человеческой жизни.

Они помогли Стивену дойти до свисавшей из верхнего туннеля веревки, напоили его водой. Подняли наверх, и Леви повел его, обняв рукой за плечи, к выходу, а Ламм с Крогером спустились в темноту, за телом Джека Файрбрейса.

Леви медленно вывел Стивена по ступенькам наклонного прохода к свету. Солнце сияло в полную силу, им пришлось закрыть глаза руками. В конце концов они добрались до немецкой траншеи. Леви помог Стивену спуститься в нее.

Стивен снова и снова набирал полную грудь воздуха. Он посмотрел в далекое, синее, оперенное редкими облачками небо. Потом сел на огневую приступку и стиснул руками голову.

Пели птицы. Траншея была пуста.

Леви забрался на бруствер, поднял к глазам бинокль. Траншея британцев тоже опустела. Он повернулся, обвел биноклем пространство за немецкой линией фронта и на протяжении пять миль, отделявших его от горизонта, не увидел ничего. Плотину прорвало, немецкую армию смыло.

Он спустился в траншею, сел рядом со Стивеном. Оба молчали. Каждый вслушивался в райскую тишину.

Наконец Стивен повернулся к Леви.

— Кончено? — по-английски спросил он.

— Да, — ответил Леви, тоже по-английски. — Все закончилось.

Стивен уставился в пол немецкой траншеи. Постичь случившееся он не мог. Четыре года войны тянулись так долго, что ему казалось, будто время остановилось. Все эти люди, погибшие на его глазах, их тела, их раны. Майкл Уир. Его бледное лицо, поднимающееся из подземелья. Похожий на обезглавленную ворону Бирн. Десятки тысяч тех, кто, как и он, выбыл из строя в то летнее утро.

Он не знал, что ему делать. Не знал, как вернуть назад свою жизнь.

Он почувствовал, как задрожала его нижняя губа, как глаза наполнились горячими слезами. И, припав головой к груди Леви, заплакал.