Режим черной магии - Ким Харрисон

Я перестала дрожать и уставилась в ту же пустоту, куда смотрел он.

— Кристофер, — сказала я, вспомнив того вампира, которого мы взяли на мое девятнадцатое зимнее солнцестояние.

И меня тянет к Пирсу, потому что он верит, будто то, что я хочу думать, правда? Что в демонской магии нет ничего плохого, если не заставляешь другого платить за себя цену? Мы заблуждаемся оба?

Он кивнул.

— Ковен меня предал. Его предупредили, что я иду за ним, сообщили, как лишить меня колдовской силы, и научили, как сделать беспомощным с помощью серебра, заговоренного моим собственным учителем. Не одно решение привело меня на твое кладбище, но я думаю, что началось это с Элейсона.

Ковен его похоронил заживо. У меня на заднем дворе. В норе вроде той, в которой мы сейчас сидим. И я еще мандражу из-за собак?

— Мне очень жаль, — сказала я от души.

Он грустно мне улыбнулся, и я заметила, что щетина на нем растет рыжая, хотя волосы черные.

— А мне нет, — ответил он. — Если бы моя жизнь не остановилась в чистилище, я не видел бы этих чудес — самолетов, компьютеров и апельсинового сока. И тебя.

Я отодвинулась, вдруг вспомнив о своих грязных волосах и промокшей одежде. Обостренно ощутилось его присутствие, влажное тепло между нами, устремляющееся вверх, неся смесь наших запахов.

— Тебе холодно? — спросил он заботливо.

Черт, черт, черт! Я понимала, что происходит, но не хотела этого прекращать. Будь умницей, сказала мне Айви. Вот это, что я делаю, — это умно? «Нет», — прошептала я себе, чувствуя, как бьется пульс. Я не западаю на него. И не буду! Но тихий внутренний голосок говорил, что это вполне возможно, и что осталось только оправдаться перед собой и найти способ жить с разбитым сердцем, когда это все кончится.

Я просила правды — и он ее мне сказал. Он знал, кто я. Давно знал. И он сидел рядом со мной, вытащив меня из реки, не дав собакам разорвать меня на части — вопреки тому, кто я такая. И кем могу стать.

Я медленно оперлась на него спиной, сердце мое стучало при этом простом движении, которое можно было понять, как угодно. Нет, только не так. Я чувствовала, как его тепло сливается с моим, и странное ощущение робкого доверия и нарастающего напряжения клубились во мне, еще сильнее разжигая желание. Да будь я проклята обратно до Поворота, но я хотела этого. Отбросив к чертям дурные воспоминания, явные предупреждения и советы лучших друзей, я хотела увидеть, куда это может привести. Более того, я достаточно сильна, чтобы увидеть, чем это может кончиться — и кончится. Разумное решение? Наверное, нет. Но принятое с открытыми глазами.

Он — черный колдун, не считающий нужным за это извиняться. Ему безразлично, что подумает ковен, и более того — у него хватит способностей и силы противостоять ковену, показывать ему длинный нос и оставаться тем, кем он хочет быть. И вот этого я тоже хотела.

Он подался ко мне, и я подобралась от напряжения, нетерпения, страсти, ощущения жара у того бока, где он меня коснулся. Почувствовав это, он остановился.

— Я действительно тебя пугаю? — спросил он с расстояния в несколько дюймов.

— Да.

Я вдохнула поглубже, готовая к чему-то новому, глядя на него, вспоминая, как он обнимал меня, когда я пыталась вырваться, держал, спасая от себя самой.

Он помолчал, не сводя с меня глаз:

— Имею впечатление, что ты сейчас лжешь.

Я шевельнулась, раскрыла губы, глядя на него.

— Ты меня и правда пугаешь. Ты опасный, грозный колдун, и связь с тобой никак не будет способствовать снятию с меня бойкота. Ты с места в карьер пускаешь в ход черную магию, ты мной командуешь, будто начальник, ты слишком нагло держишься с Алом, и те, кто тебя окружают, — погибают.

И те, кто меня, — тоже.

Одеяло упало с моего плеча, и Пирс, кивнув в знак согласия с моей оценкой, наклонился меня укутать. Мои глаза блеснули, когда он не отклонился обратно. Его губы были в паре дюймов от моих.

— Ну и? — спросил он.

Странно было слышать от него такое современное выражение.

Те, кто меня окружают, — тоже.

Наплевав на все на свете «завтра», я решительно мотнула головой.

Тело заливало тепло, я вцепилась в Пирса крепче, губы у него оказались теплыми и достаточно требовательными, чтобы зажечь во мне страсть. Я тихо застонала, и глаза у меня закрылись, я придвинулась ближе. Я хотела, хотела этого.

Мы отодвинулись друг от друга, я увидела его глаза, думая, что же я в них найду. Тревога исчезла начисто — в них было только жаркое желание. И больше я не думала. Пытаться планировать жизнь у меня не получилось, а вот это — хорошо. И ощущалось хорошо внутри, в сердце. В душе. И плевать, что это будет недолго.

Поднявшись, я села верхом к нему на колени, чуть ли не касаясь головой потолка. Улыбка у него продержалась недолго, или я просто ее перестала видеть, потому что наклонилась и поцеловала его.

Рука Пирса легла мне на затылок, обхватила крепко. Предвестием возникло между нами трепетание лей-линейной энергии, у меня участилось дыхание. О Господи, я забыла, как это бывает, и мои руки переплелись у него на спине, а его рука позади меня сжалась в кулак, и губы остановились, прикасаясь к моим.

— Пирс, не останавливайся! — выдохнула я, и он посмотрел на меня серьезными синими глазами.

— Ты знаешь, что мы делаем, и куда это может завести? — спросил он меня, будто я ребенок.

Я нагнулась к его уху и прошептала:

— Да.

Жарко дыша, я стала прихватывать его зубами и почувствовала, как он подо мной стал твердым. Боже мой, как хорошо это может быть, если я себе это позволю!

Рука Пирса снова шевельнулась у меня на спине, но медленно, не целеустремленно.

— Моя гордость не выдержит, если я окажусь в числе твоих ошибок, — сказал он тихо.

Он тревожится, не брошу ли я его?

Я остановилась, отодвинулась, посмотрела на него, а жар, который он мне внушил, остался.

— Ошибкой это будет, только если мы сочтем это ошибкой, — сказала я. — Я от тебя ничего не прошу. У меня есть сегодня, есть завтра — и дальше я заглядывать не могу. Ты знаешь мое прошлое. И знаешь, что я не могу давать обещаний.

Пирс снял мои руки, обнимавшие его за шею, и поднял их перед собой скорбным жестом.

— Ты поставила крест на любви.

Я покачала головой, подняла наши соединенные руки и поцеловала его пальцы.

— Нет. Но слишком больно получается, когда ты хочешь, чтобы длилось, а оно не длится. Прости, Пирс. Больше этого я дать не могу.

— Рэйчел…

Я не дала ему договорить, замотала головой.

— Я не ставлю крест на любви, но и плакать не буду, когда она кончится.