Хрустальный шар - Станислав Лем

– Но ведь железный, железный предмет! – отозвался пересохшими губами Чвартек.

– Разумеется, железный, а вы думаете, что эта головка приклеена к пресс-папье, или как?

Профессор сильно ухватил пресс-папье обеими руками, покрутил раз, второй, третий – и вот в пальцах у него осталась улыбающаяся головка божка с выступающим на несколько сантиметров стальным шурупом.

– Это шуруп, а здесь – в основе – деревянная колодка, в которую этот шуруп вкручивается. Я уже давно подозревал, что Лончковского обманул антиквар и что это вовсе «не китайская древность», а обычная серийная липа… Вот у вас железная начинка пресс-папье, вот корень вашего «висящего магнита», вот решение! – не без пафоса сказал Селло. – Магнитное поле притянуло шуруп, а вместе с ним пресс-папье, и пыталось расположить его так, чтобы оно пересекло наибольшее количество силовых линий. А поэтому куда должен был переместиться шуруп? – спросил он, как на экзамене.

– Как можно ближе к виткам…

– Это значит куда?

– К стене…

– Вот именно, а путь пресс-папье к стене перегородила ширма, поэтому оно приклеилось к ее поверхности и так висело. Если еще не верите, присмотритесь к стулу: он скручен железными болтами, и ножки привинчены к сиденью, видите? Когда вы приближались со стулом к пресс-папье, болты, которые стали магнитами, начали друг друга притягивать. Стул, естественно, не двигался, потому что был для этого слишком тяжелым, поэтому пресс-папье прилетело к нему.

– Сначала я подумал, что его притягивал какой-то железный предмет в вашем кармане, и потому удивился, когда оказалось, что ничего такого у вас нет. Ну а с очками та же самая история – ведь они стальные. Но они должны были греться, и сильно. Правда, поле на высоте головы выпрямившегося человека было более слабое, катушка заканчивалась в метре над полом…

– Ах, это были вихревые токи?.. – замирающим голосом отозвался Чвартек. – Поэтому головка божка была такая теплая…

– Естественно. Но разве вы не заметили, что очки нагреваются?

– О, мне и так было жарко! – со следами прошедшего возбуждения выпалил ассистент и покраснел.

Селло сдержал улыбку.

– Я вижу, что к вам возвращается способность мыслить. Все металлические предметы нагрелись, и ничего удивительного – ведь это магнитное поле, возникшее над полом вашей комнаты, имело тысячи гауссов. Пресс-папье достаточно легкое, иначе не могло бы так свободно летать по воздуху. Таким образом, специально для вас действовал второй наибольший электромагнит мира. Сто десять тысяч киловатт – это вам не шутка!!!

Профессор бросил пресс-папье на стол, двумя пальцами взял головку смеющегося божка и продолжил:

– Но вы, коллега, думали… Эх, вы очень, очень неумно думали… Что тут говорить, вы совсем потеряли голову. Ведь можно сказать, что вы поверили в каких-то духов, спиритизм, волшебство и чудеса!

– Этого, пожалуй, в мире еще ни с кем не происходило, – начал Чвартек, такой красный, словно у него кровь должна была брызнуть из щек. – Стечение обстоятельств, необычнейшее, какое можно себе… Этот проклятый божок… Эти драконы…

Он отчаянно развел руками.

– Драконы! Божок! – усмехался Селло. – Человек, а ученый в особенности, должен возвышаться над стечениями обстоятельств, чтобы их распутывать, откидывать видимость и открывать причины явлений! Я не говорю, что вы должны были сразу найти решение. Отнюдь. Дело было необычное, вдобавок вы не знали об этих трубах, да?

– Да. Ничего не знал.

– Ну а я знал. Мне было легче, естественно. Но однако… Задумайтесь над этим. Я бы сказал, что здесь всему виной ваша слишком большая уверенность в себе. Это не парадокс. Если я убежден, что знаю все, я буду не колеблясь выносить решения, какие вещи возможны, а какие нет. А когда встречу явление, которое посчитаю невозможным, то сразу потеряю голову и приду к убеждению, что не знаю вообще ничего. Это так, потому что противоположностью идеальному и абсолютному знанию есть полное незнание. В то же время, если буду скромней, тогда, по правде говоря, я не буду полностью уверен в моем знании, но также не буду уверен, что то, что мне кажется невозможным, является таким в действительности… Здесь мы доходим до интересного сходства вашего случая и дела стеллара. Здесь, как и там, мы предстали перед лицом невозможности. Невозможности мнимой, как оказалось. Но об этом мы узнали позже. Таким образом, Топольный сомневался – и выиграл, а вы знали наверняка, и поэтому проиграли. Но имеется определенное тонкое различие. Сомневаться можно по-разному. Топольный сомневался не в знании вообще, а в существующих знаниях. В то же время вы, столкнувшись с загадкой, отождествили свой авторитет с авторитетом науки и усомнились во всем знании. Ну а отсюда уже прямая дорога к признанию духов.

– Да, профессор, это так, – отозвался Чвартек. – Но простите, можете ли вы мне сказать, что бы вы сделали на моем месте?

– Что бы я сделал? Искал бы, измерял, изучал. Старался бы понять.

– А если бы это не удалось?

– Ну что ж, и это возможно. Если бы я не нашел ни одного физического фактора, ни одной причины, способной объяснить это явление, я начал бы сомневаться, но не в науке, коллега Чвартек. Я засомневался бы скорее в себе.

Профессор взял со стола шляпу.

– Ну, мне пора… Я наговорил вам плохого, но не держите на меня зла: это по дружбе.

Уже в дверях он повернулся, посмотрел на неподвижно стоящего ассистента и сказал:

– Завтра в восемь у нас занятия. А о том, что произошло, я забуду – если таковым будет ваше желание. – И вышел.

Перевод Язневича В.И.

– А здесь у нас стерилизаторы…

Генерал заглянул в зал через приоткрытую дверь. Там стоял ряд высоких, как колонны, белых блестящих аппаратов.

– Так, – наконец сказал он, – а где эти, гм, насекомые?

Профессор Шепбурн усмехнулся, показав два ряда превосходных зубов.

– Насекомые находятся в особом павильоне. Если желаете, генерал, мы можем туда зайти, но, к сожалению, после этого придется подвергнуться довольно сложной дезинфекции.

Генерал поднял брови – два рыжих пучка волос над светло-голубыми глазами.

– Да? Ну, это не обязательно…

Они медленно шли по коридору, полному солнечного света, проникающего через достигающие пола окна.

– Мой визит… Вы, наверное, в курсе, профессор, какое большое внимание уделяет штаб работе доверенного вам участка? Поэтому желал бы узнать ваше мнение… Скажем так, ваше личное… по поводу этих, гм, трудностей, с которыми столкнулось применение БО в полевых условиях.

Профессор слушал, давая понять, что ни одно слово гостя не может ускользнуть от его внимания. Он направился в боковое ответвление коридора, и сотрудники в белых халатах, следовавшие за ними в нескольких шагах позади, в нерешительности остановились. Профессор открыл двойную, обитую кожей дверь, движением руки пригласил генерала и, когда тот переступил порог, неуловимым жестом дал понять остальным, чтобы они удалились.