Обречённый на Бесконечность - Михаил Коковин

Для нее это был совершенно новый мир, не тот, что она ощущала ранее. Каждое новое слово, каждый новый термин или рисунок, Соня поглощала все своим воображением, рисуя в голове все новые сюжеты.

Даже если это была книга о Высшей магии.

— /Лена, а что означает этот треугольник в кружечке?/

— /Узор, увеличивающий область применения высшего заклинания… Не отвлекайся…/

Полная тишина… Оставаясь наедине друг с другом, они не создают лишних звуков, если так можно сказать. Только изредка были слышны шуршание одеяла на кровати и хлесткий звук листков. Разговор Сони и Лены происходит лишь в их головах.

Нечто, что походит на способность Ашурамару и Люцифера, общение с помощью мыслей. И хоть суть их была похожа, но сам процесс разительно отличался.

Если начинать с основ… Первым условием, очень схожим с этими процессами, являлось то, что каждый из них условно мертв. Ашуармару, Соня и Лена, уже давно не живые существа, а если быть точнее, то они переродились в совсем чуждых им местах и телах.

Перед тем, как две девочки оказались в заключении одного тела, их неоднократно убивали, ради достижения такого результата.

Второе условие… О котором догадывается только Лена. Их души, перед объединением в теле Юмики Ренгоф, были расколоты пополам. Как и у Ашурамару. Вследствие чего обе потеряли половину памяти.

И это логичное по всем меркам живых существ правило — в одном теле не должно быть более ста процентов души, впрочем, как и менее.

И последнее… То, что отделяет способности двух девочек от способности Ашурамару. Они не духовные клинки. Это два существа, что находятся в одном теле. Походит это на раздвоение личности, но здесь существовал один нюанс… О котором ни Лена, ни Соня не догадывались…

— /Лена… Хочу быть такой же умной, как и ты…/ — расстроенный голос Сони донесся эхом в подсознании ее подруги.

— /Дети в нашем возрасте, наоборот, энергичные и слегка глупые… Ходят в розовых очках, мечтая о невообразимом будущем,/ — вскользь ответив Соне, Лена продолжила читать учебник.

— /Ха-ха-ха! Ничего не поняла! Лена, ты слишком умная! Ха-ха-ха!/

— /…Эх… Не хватает мне твоей энергичности и жизнерадостности… Продолжаем читать?/

— /Да!/

Софилена второе в этом мире существо, что вышло за рамки разумного из-за одного, потерявшего весь рассудок, проректора. И, как бы это странно ни звучало, но именно этот факт ставил двух девочек на тропу нелегкой судьбы…

Лена получила наследственную технику, о которой могла лишь догадываться. Вся информация, все рисунки и картинки, любые слова. Абсолютно все она запоминала до мельчайших деталей. Она помнит все, даже то, что когда-то потеряла.

Задумывалось ли такое Доумой… Как только их объединили в одном теле, то Лена начала сходить с ума. Её память стала обрывистой, факты недостоверные. Любое предложение, что она когда-то запомнила, раздвоилось пополам… Подруга Сони, что провела с ней почти все детство в лаборатории начала потихоньку исчезать из этого мира.

Но, буквально через тридцать минут, терзания Лены прекратились, и она… Вспомнила все, что совсем недавно потеряла. Картина мира в её глазах вновь стала цельной, и произошло это лишь из-за наследственной техники.

Можно сказать, что Софилена отнюдь не полноценное существо, но это лишь на первый взгляд. Если Лена вернула память, то в сумме получилось сто пятьдесят процентов души? Отнюдь.

Здесь работал слегка иной механизм…

— /Соня, как думаешь, почему наш нимб оранжевый?/

Отложив учебник, Лена сняла нимб с их головы и стала с тоской рассматривать его. Неяркий, наощупь слегка склизкий, как металлический обруч. Он слишком сильно выделялся на фоне настоящего нимба, что был до ужаса мягким, и в то же время непомерно крепким.

Хоть это и была их отличительная черта, но Лене от этого становилось только противно. Оранжевые лоскуты, распространившиеся по всему телу Софилены, этот странный нимб, а также клинок, что был в ножнах. Все эти детали раздражали подругу Сони, хоть та и не знала почему.

— /Возможно… Я не знаю… Возможно, они объединяют наши души?/ — робко ответила Соня.

— /Нет… Я чувствую в них нечто другое. На наших братьях и сестрах были точно такие же ленты, и они действительно служили ради объединения, но эти… Они странные…/

Соня забрала контроль над телом и с любопытством стала разглядывать, так им прижившиеся странные лоскуты. Они не росли из их тела, а исключительно находились только на одежде и ножнах клинка. Это было странно, но в то же время, и Соня и Лена чувствовали, что они часть их жизни.

Нельзя отобрать или разорвать. Все равно, что это их отчужденный орган, предназначение которого они не в силах понять.

И так бы продолжалось долго. Соня стала запутываться в собственных лентах, с каждой секундой приобретая странные позы. Спокойствие длилось жалких пять часов.

— /Соня, остановись. Что-то приближается…/

— /Мпфу… Бе… Гадость…/ — выплюнув изо рта ленту, что была прикреплена к ножнам, она замерла на месте. — /Что случилось, Лена?/

Однако вторая не успела ответить… Она взяла под контроль тело и спешно выставила две руки вверх. И все равно… Это бы их не спасло.

***

— Стихия Михьешики. Знак Водяного Дракона…

Он стоял на неосязаемой платформе, созданной техникой левитации. В сотне метрах над густым лесом, в центре которого находился, на первый взгляд, заброшенный особняк. И прямо в него, он устремил свой клинок, с чьего конца начал образовываться огромный, почти прозрачный темно-синий дракон.

Это был приказ. Неотъемлемый, бессмысленный, странный, противоречащий всему мировоззрению первого капитана. Но при этом… Он абсолютно ничего не может с этим поделать. Ни оспорить, ни противиться — Газадриэль и сам не желал этого.

Он знает, к чему приведет эта странная игра, созданная Беатрис. Ради вселенной, ради собственной семьи… Ради Люцифера… Он обязан убить двух маленьких детей, что застряли в одном теле.

На его непоколебимом лице, без толики сомнения, вдруг образовалась почти незримая скорбь и печаль. Это вынужденная жертва, но при этом… Его затуманенный рассудок твердил, что он обязан прикончить их. Обязан разорвать этот странный поручный круг, созданный влиянием времени.

— Снизойди… — Газадриэль смахнул тонкий слой воды, что остался на конце его клинка.

И дракон, размером с дворец Архонта, устремился в самый низ, образуя под собой чудовищное давление ауры.

Это ознаменовало конец. Облако пыли и пара стало подниматься все выше и выше, почти достигая до ног первого капитана. Разобраться одним махом, за мгновение, чтобы не застать муки совести. Он подарил им простой и легкий конец, именно