Черепаший вальс - Катрин Панколь

В эту минуту он был готов спрыгнуть с парашютом к ногам Жозефины. Принцесса посмотрела на него как на бациллу чумы и вернулась на место.

Когда они приземлились, она надела большие темные очки и сделала вид, что его не замечает.

Когда они приземлились, он так ничего и не решил.

Футбольный мяч подкатился ему под ноги. Он мощным ударом отправил его лохматому парнишке, который жестом попросил его подкинуть мяч. «Well done!»[134]— похвалил тот.

Well done, старик, сказал себе Филипп, плюхнувшись на траву и открывая «Монд». У меня будет зеленая задница, ну и плевать! Он открыл последние страницы, чтобы прочитать статью о «Документе». Там говорилось о произведении китайца по имени Ай Вэйвэй, который отправил на Запад тысячу китайцев, чтобы они фотографировали западный мир, и потом на основании их работ создал свое произведение. Мистер Вэй. Так звали китайского начальника Антуана в Кении. Незадолго до смерти Антуан прислал Филиппу письмо. Хотел все обсудить как мужчина с мужчиной. Он обвинял во всем Милену. Утверждал, что ей нельзя доверять, что она двуличная. Все женщины его предали. Жозефина, Милена и даже дочь, Гортензия. «Они выжимают из нас все соки, а мы и рады». Женщины были для него слишком сильны. А жизнь — слишком тяжела, чтобы ее прожить.

Сейчас он вернется домой и будет работать над делом фирмы «Лабональ». Он обожал носки этой фирмы. Они мягко обхватывали ноги, как домашние тапочки — нежные, эластичные, не садятся при стирке, не теряют форму, не жмут, не натирают, надо бы отправить несколько пар Жозефине. Красивый букет из носков превосходного качества. Это будет оригинальный способ сказать ей: я думаю о тебе, но хочу, чтобы мои чувства крепко встали на ноги. Он улыбнулся. А что? Может, она посмеется. Наденет пару голубых или розовых носочков и пойдет щеголять по квартире, про себя приговаривая: «Он не забыл меня, он любит мои пятки, а значит, и меня всю с головы до пят!» Он сдружился с генеральным директором «Лабональ». Тот относился к редкой ныне породе честных людей, которые борются за качество. Филипп помогал ему и его предприятию выжить в условиях жестокой конкуренции. Доминик Мальфе часто бывал в Китае. Пекин, Гуанчжоу, Шанхай… Он, может быть, встречался там с Миленой. Носки «Лабональ» шли на экспорт в Китай. Китайские нувориши были от них без ума. Во Франции Доминик нашел гениальный способ продавать свой товар, минуя большие супермаркеты — агенты приходили к клиентам на дом. Они разъезжали на своеобразных автолавках, ярко-красных машинах, украшенных желтой пантерой, готовой к прыжку. Грузовички колесили по дорогам, останавливались на рынках, на центральных площадях городков и деревень. Этот человек знал, что такое борьба. Он не ныл, как Антуан. Засучивал рукава и разрабатывал новые стратегии. Пожалуй, будет хорошо, если я разработаю подробный стратегический план, как мне вновь завоевать Жозефину.

Он закрыл «Монд» и достал из кармана роман Ромена Гари. Открыл его наугад и наткнулся на фразу: «Любовь — единственное богатство, которое преумножается, когда его расточаешь. Чем больше отдаешь, тем больше остается тебе»[135].

— Скажи, мам, а что мы будем делать на каникулах? — спросила Зоэ, бросая вперед палку, за которой тут же помчался Дю Геклен.

— Ой, и в самом деле, каникулы! — воскликнула Жозефина, глядя на пса, бегущего к ним с палкой в зубах.

Она совершенно забыла об этом. Ни о чем не могла думать, кроме разговора с Гарибальди. Меня обвели вокруг пальца. Я сдала Антуана. Хорошо хоть про Луку ничего не сказала. А то был бы целый комплект: Антуан, Лука, Лефлок-Пиньель, Ван ден Брок! Она сгорала со стыда.

— Ты и правда что-то не в себе, — сказала Зоэ, погладив Дю Геклена, который положил палку у ее ног. — Видишь, как я его выдрессировала! На прошлой неделе он еще не умел приносить палку!

— А чего бы тебе хотелось?

— Не знаю. Все мои подружки уехали…

— И Гаэтан тоже?

— Он уезжает завтра. В Бель-Иль. С семьей…

— Тебя с собой не пригласил?

— Да что ты! Его отец даже не знает, что мы с ним встречаемся! — воскликнула Зоэ. — Гаэтан все делает тайком! Он вечером выходит черным ходом из кухни в подвал и говорит, что если его застукают, ему конец, он погиб!

— А мама? Ты никогда о ней не рассказываешь…

— Она неврастеничка. Царапает себе руки и глотает горстями таблетки. Гаэтан говорит, что это из-за ребенка, который погиб, ты слышала, его задавили на стоянке. Говорит, с тех пор в семье все пошло наперекосяк…

— Откуда ему знать? Он тогда еще не родился.

— Мама ему рассказала. По ее словам, раньше они жили очень счастливо. Мама с папой смеялись, ходили, держась за руки, целовались… И после смерти ребенка отец мгновенно переменился. Он сошел с ума. Ты знаешь, я его понимаю. Я вот иногда по ночам просыпаюсь и готова орать и рыдать, стоит представить папу в пасти крокодила. Я не схожу с ума, но тем не менее…

Жозефина обняла Зоэ за плечи:

— Не думай об этом.

— Гортензия говорит, нужно взглянуть в лицо фактам, чтобы с ними смириться.

— То, что подходит Гортензии, не всегда хорошо для тебя.

— Ты думаешь? А то мне страшно, когда я все это переживаю…

— Вместо того чтобы думать о его смерти, подумай, каким он был при жизни… Подумай с любовью, расскажи о своих чувствах, и вот увидишь, страх уйдет.

— Мам, так что насчет каникул-то?

Гортензия собиралась уехать в Хорватию после недельной стажировки у Жан-Поля Готье. Зоэ оставалась одна-одинешенька. Жозефина задумалась.

— Хочешь, поедем в Довиль, к Ирис? Попросим ее, чтобы пустила нас пожить в ее доме. А она хочет остаться в Париже.

Зоэ поморщилась.

— Не люблю Довиль. Там одни богатые пердуны…

— Как ты выражаешься?!

— Но это же правда, мам! Там сплошные парковки, магазины и наглые, набитые бабками люди!

Дю Геклен бегал вокруг них с палкой в зубах, ожидая, когда Зоэ соблаговолит поиграть с ним.

— Александр прислал мне мейл. Он уезжает кататься на пони в Ирландию. Написал, что там еще есть места. Мне бы понравилось…

— Отличная идея! Напиши ему, что тоже поедешь. Спроси, сколько это стоит, я не хочу, чтобы Филипп платил за тебя….

Зоэ вновь принялась играть с Дю Гекленом. Она бросала палку без всякой радости, механически, и ковыряла землю мыском ботинка.

— Что с тобой, Зоэ? Я сказала что-то неприятное?

Зоэ пробурчала, не поднимая глаз:

— А почему ты сама не позвонишь Филиппу? Я знаю, что ты была в Лондоне и с ним виделась…

Жозефина схватила ее за плечи и спросила: