Город Брежнев - Шамиль Идиатуллин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Айболит, – сказала Танька.
– Где опять? – сурово спросил я, и мы посмеялись.
Я добавил:
– Мамку попроси, ну или там отца, у них наверняка горчица в заначке, или подскажут чего. Взрослые в лекарствах шарят.
– А нет никого, – сказала Танька. – Папа во вторую, мама с ночевкой к тете Ане уехала, поздравить там, прибраться – ну, всякое, она болеет просто, сама не может.
– Ну, ты-то сама можешь, чай там, ноги сварить. Вот и вперед.
– Да я и тебя угостить могу.
– Ведром с водой?
– Не, чаем. Зайдешь? Ты чего?
Мне бы отмолчаться, да не смог:
– Знаешь, как пацаны говорят – «на палку чая».
– Фу, дурак. Как дам сейчас.
Я хихикнул сильнее и спросил:
– Честно?
– У-у-й, – сказала Танька, закатив глаза. – Ты всегда такой игривый или только от зимних видов спорта?
– Щяй хащу, – сказал я и понял вдруг, что в самом деле дико хочу пить, не чай, так любая вода сойдет, а если нет воды, сяду и снег буду, как в детстве, жевать. Но отчаянно хотелось именно чаю, свежезаваренного, чтобы пах и обжигал, и к нему холодное варенье в плошке.
Он таким и был. Танька заваривала чай не хуже мамки, а варенье у нее было земляничным, таким, что ум отъешь. Танька сказала, что земляника настоящая лесная, лично собирала, ну и папа с мамой помогали слегка, и обещала, если буду себя хорошо вести, летом тоже с собой на сборы взять.
Я кивал, соглашался и жрал – сперва просто варенье, потом с хлебом. Танька предложила суп погреть, но я отказался и приготовился сваливать. Комаровы жили небогато, даже стенки с хрусталем нет, всех достопримечательностей – ковры да эстампы с цветами на стенах. И на Новый год явно готовили не как мамка моя, все сожрали уже, раз Танькина мать мужу с дочерью на два дня супчик только оставила.
Я сказал:
– Слушай. А ты завтра ко мне приходи. У меня полный балкон салатов. Их спасать надо, а я не успеваю.
– Не люблю салаты, – сказала Танька, сморщив нос.
– Ну, на чай тогда.
– На палку? – предположила Танька серьезно.
Я поперхнулся и принялся вперемешку хохотать, кашлять и пускать чай через ноздри. Танька рухнула.
Прийти она не обещала, но велела не расслабляться и, так сказать, не выпускать палку из рук. Я взвыл: «Бли-ин, ну хватит», она сказала, что я слабак, и отправилась провожать к вешалке. Румяная такая и с чертиками в глазах.
Я попытался поцеловать ее на прощание, она опять захохотала и вытолкала за дверь. И за дверью еще хохотала.
Почему-то это меня обрадовало куда сильней, чем если бы Танька мне что-нибудь позволила.
Я шел домой и чуть ли не насвистывал от радости, несмотря на холод и наступивший уже комендантский час, из-за которого у меня, если поймают, будут дикие неприятности, обещанные лично директором каждому ученику двадцатой школы – ну и всех остальных школ, наверное. Но это если поймают.
Не поймали.
Домой я пришел в районе одиннадцати. Мамка спала, батек был в ванной, вода шумела очень громко, похрюкивая. Пахло лекарствами.
Я быстро сожрал найденную в холодильнике плошку «зимнего» салата, выпил теплого чаю, прополоскал рот, прокрался к себе, лег и вырубился.
Год начинался удивительно удачно.
– Таким образом, общий ущерб можно оценить в полтора миллиона рублей, – подытожил Федоров. Подумал и добавил: – Инвалютных.
В зале зашевелились, кто-то присвистнул. Технический повел по присутствующим бровями и сказал:
– А вы как хотели?
Федоров поспешно добавил:
– Плюс сверхурочные для тех, кто устраняет и ремонтирует.
– В смысле?
– Ну, в две-три смены же люди работали, по ночам. Лед скалывали, металл резали, трубы горелками прогревали и так далее.
– То есть зачищали то, что сами навалили, – уточнил технический.
– Почему сами? – вмешался было Кошара, но Федоров, не обращая на него внимания, твердо сказал:
– По КЗОТу положено.
– По КЗОТу, – повторил технический. – И энергетикам тоже, и участникам той исторической плавки тоже?
Вазых, кажется, скрипнул зубами и начал подниматься, чтобы крикнуть, что доплату энергослужбы технический может смело оформить себе как четырнадцатую зарплату, им этих денег ни на хер не нужно, но кто-то – Вазых не понял кто, Кошара или Петров, – придержал его за плечи и пробормотал: «Давай спокойней». Куда спокойней-то, хотел спросить Вазых и все равно встать и крикнуть, но упустил момент. Технический, потюкав кончиками длинных пальцев по лаку столешницы, сказал почти вазыховскими словами:
– Ладно, хер с ними, с рублями, про сроки скажите. На сколько отставание от плана и вообще.
Федоров нахмурился и зашел издалека:
– Работы по ликвидации аварии уже завершаются, цех расчищен, большая часть трубного хозяйства, которое пошло под замену, смонтирована и сегодня-завтра сдается в эксплуатацию. С электрикой чуть проще, под замену пошли два трансформатора, остальное хозяйство и линии УГЭ прозванивает, конечно, вроде все нормально. Но надо будет аккуратно проверять все печи и формовочные линии на предмет скрытых…
– Короче – сколько? – оборвал технический.
– Две нед… – начал Федоров, осекся под взглядом технического, огладил лысину и сказал: – Десять дней. К одиннадцатому должны запустить.
– Десять дней, – задумчиво повторил технический. – То есть к дню рождения Ильича с промпартией обновленного «сорок три-десятого» не успеваем. Кто ответит?
Федоров покосился на президиум, в котором сидели представители дирекции и горкома, подсказок явно не обнаружил, откашлялся и твердо заявил:
– В предварительном отчете комиссии будет указано на форс-мажорные обстоятельства, которые вызвали чрезвычайное происшествие. Никто не мог спрогнозировать такие морозы и такой отказ по всей теплосистеме. ТЭЦ признает…
– ТЭЦ пускай признает что угодно, они хоть и под нами, но не камазовцы. А я хочу знать, кто этот никто. Кто конкретно не смог спрогнозировать? Кто из камазовцев сделал так, что родное объединение встало на десять дней и теперь почти неизбежно срывает важнейшее стратегическое задание партии и правительства?
– Мы вредителей ищем, что ли? – угрюмо спросил Кошара.
Технический набычился, разглядывая его и набирая воздух для какого-то особенного ответа, но вдруг длинно выдохнул, шмыгнул носом и сказал:
– Ну, вообще-то, не те времена уже, чтобы на вредительство списывать. По-моему, нормальная расхлябанность. Или у вас другие данные, Иван Яковлевич? А? Есть другие данные или вы здесь, только чтобы от сути отвлекать?