Авантюристы. Морские бродяги. Золотая Кастилия (сборник) - Густав Эмар

– Сеньор граф, – сказал губернатор, – если, несмотря на наше сильное желание удержать вас еще на несколько дней, вы не имеете возможности оказать нам эту честь, примите наши искренние сожаления. Поверьте, мы надолго сохраним воспоминание о коротком посещении, которым вы нас удостоили.

– Эти сожаления, сеньор, наполняют меня радостью и гордостью. Будьте уверены, что я их разделяю.

– Вы, вероятно, скоро вернетесь в Европу, сеньор. Скорее всего, мы видимся с вами в последний раз.

– Кто знает? – ответил Монбар с чуть заметной усмешкой. – Случай так много значит в жизни человека, что, может быть, мы увидимся гораздо скорее, чем вы предполагаете.

– Дай-то Бог! Будьте уверены, что мы будем очень рады такому случаю. Но можно ли надеяться на подобное счастье?

– Судьба решит, сеньор.

– Теперь, сеньор граф, позвольте мне задать вам вопрос.

– К вашим услугам, сеньор. Буду счастлив услужить вам и таким образом отблагодарить за ваше незабываемое гостеприимство.

– Имеете ли вы намерение побывать в Чагресе, прежде чем отправитесь в Веракрус?

– Могу я узнать, почему это вас интересует, сеньор?

– О, конечно, кабальеро! У меня имеется полтораста тысяч пиастров, которые я давно уже должен был отправить в Панаму. Но, как вы знаете, сеньор граф, мы живем в захолустье, и до сих пор не случилось оказии, чтобы отослать эти деньги.

– И вы хотите…

– Признаюсь вам откровенно, что, если бы вы могли избавить меня от этой суммы и передать ее по назначению, вы оказали бы мне неоценимую услугу.

– Я в отчаянии, сеньор, – сказал Монбар с веселым выражением лица, – я был бы рад исполнить вашу просьбу, но это невозможно.

– Почему же, сеньор граф?

– По очень простой причине, кабальеро. Я не знаю наверняка, буду ли в Чагресе.

– Итак, вы отказываете мне?

– Против воли, поверьте, сеньор. Но я думаю, этим деньгам лучше остаться в ваших руках, тем более что через несколько дней к вам, вероятно, прибудут корабли из Европы, и тогда вы легко сможете отослать деньги.

– Не будем больше говорить об этом, кабальеро, и простите мне мою нескромную просьбу.

– Напротив, я прошу вас принять мои извинения. Я был бы рад угодить вам, если бы мог, но теперь мы должны расстаться, сеньор.

Оседланные лошади ждали на дворе. Парадный конвой стоял под ружьем. Монбар поехал рядом с доном Фернандо. Разговаривая, они двинулись к пристани. На улицах, несмотря на ранний час, толпы любопытных кричали «ура» и приветственно махали шляпами, шарфами, платками. Монбар любезно кланялся направо и налево.

Филипп напрасно старался разглядеть в толпе восхитительный профиль доньи Хуаны. Так и не заметив ее, он подавил вздох и печально опустил голову.

Добравшись до пристани, где матросы грузили на баржу вещи, все спешились и начали прощаться. Испанцы расточительны на приветствия, но Монбар счел благоразумным прекратить потоки славословия и, как только увидел, что все вещи погружены, подал знак своим офицерам следовать за ним в шлюпку.

– Черт побери! – не выдержал Мигель, как только шлюпка пристала к шхуне. – Что за странная мысль пришла вам в голову, командир!

– О чем ты говоришь, дружище? – спросил Монбар, улыбаясь.

– Отказаться от денег, которые предлагал вам достойный губернатор.

– Ну и глуп же ты! – ответил Монбар, слегка ударив его по плечу. – Мы не воры, а храбрые флибустьеры.

– Это правда, но полтораста тысяч пиастров!

– Будь спокоен, Мигель, мы не останемся внакладе, если подождем. Мы найдем те деньги, которые я не хотел взять, это я обещаю тебе. Кроме того, откуда ты знаешь, может быть, губернатор расставлял нам ловушку?

– Очень может быть, что вы правы.

Через четверть часа шхуна уже скользила по волнам, сопровождаемая восторженными восклицаниями толпы, собравшейся на берегу.

Юнга Шелковинка исчез. Когда об этом сказали Монбару, он только тихо хмыкнул, как это делал всегда, когда не хотел отвечать.

В одно прекрасное утро в конце сентября, в ту минуту, когда солнце начало подниматься над горизонтом и посылать во все стороны свои блестящие знойные лучи, два человека вышли из зарослей мастиковых, гуавовых и померанцевых деревьев, опускавших свои ветви в прозрачную холодную воду Артибонита в трех лье от города Пор-де-Пе. Город этот являлся одним из убежищ страшных хищных птиц, называемых флибустьерами, которые, насмехаясь над могуществом испанцев и как бы поддразнивая их, смело построили свои гнезда на землях их самой богатой колонии – изнеженной и сладострастной Эспаньолы.

Внимательно оглядевшись вокруг и удостоверившись, что никто за ними не следит, эти двое спустились с крутого берега реки, отвязали легкую пирогу, спрятанную под тростником, и, вынув из пироги весла, понесли на плечах до откоса, где поставили так, чтобы защитить себя от солнечных лучей и посторонних взглядов. Подперев пирогу кольями, они устроились в тени и принялись готовить завтрак.

Воспользуемся этим моментом, чтобы познакомиться с ними ближе.

На обоих были костюмы французских буканьеров: холщовые панталоны, стянутые поясом из крокодиловой кожи, пара рубашек, надетых одна на другую и запачканных кровью и грязью. Через плечо была перекинута свернутая палатка. Их оружие состояло из трех штыков, ножа, вложенного в ножны из бычьей кожи, пороховницы, мешочка с дробью и длинного ружья, какие делались в Дьеппе и назывались флибустьерскими ружьями. Буканьеры, вооруженные таким образом, могли легко сопротивляться тем, кто, на свое несчастье, вздумал бы поссориться с ними. Их резкие, энергичные лица, загорелые и загрубевшие от солнца, ветра и дождя, их крепкие руки с мускулами, натянутыми, как веревки, обнаруживали силу, способную заставить призадуматься самых смелых противников. Жизнь, полная бурь и страстей, оставляла на лицах буканьеров свой суровый отпечаток.

Однако, не обольщаясь грозным видом людей, устроившихся в тени перевернутой лодки, прислушаемся к их разговору. Вдруг они совсем не те, кем хотят казаться, а всего лишь лисицы в львиных шкурах. Вдруг мы распознаем в этих двоих ряженых, которые хотят ввести в заблуждение окружающих.

Завтрак скоро был приготовлен, и наши незнакомцы, без сомнения страшно голодные после долгого и утомительного путешествия по стране, известной плохими дорогами, с аппетитом принялись за еду. Прислушавшись, мы поймем, что эти двое разговаривают между собой по-испански, тихо и сдержанно, будто, несмотря на полное безлюдье вокруг, боятся, что их слова, уносимые на крыльях утреннего ветерка, могут достичь ушей каких-нибудь затаившихся шпионов.