Ответный удар - Гарри Тертлдав

— Возвращайся-ка домой, — сказал он. — Отец уже наверняка тебя ищет.

На самом деле, он опасался, что Роман Клопотовский догадывается, куда подевалась дочь, но решил вслух этого не говорить.

Зофья встала на цыпочки и поцеловала Мордехая в щеку.

— За то, что беспокоишься обо мне, и тебе не все равно, как отнесется к моему исчезновению отец, — заявила она и поцеловала его еще раз. — И за все остальное.

Анелевич прижал ее к себе.

— Если бы я не устал на проклятом поле…

Зофья так громко расхохоталась, что Анелевич испуганно оглянулся.

— Мужчины такие хвастуны. Все хорошо. У нас будут и другие возможности.

Значит, она осталась довольна. Мордехаю показалось, что он вырос сразу на несколько сантиметров

— Надеюсь, — ответил он.

— Конечно, надеешься. Мужчины всегда на это рассчитывают, — беззлобно проговорила Зофья и снова рассмеялась. — Не знаю, зачем вы, евреи, добровольно причиняете себе боль, чтобы быть другими. Когда он внутри, не чувствуется никакой разницы.

— Правда? Ну, тут я ничего не могу поделать, — ответил Анелевич. — Мне жаль, что твой Чеслав погиб. Слишком много людей, поляков и евреев, не вернулось с войны.

— Я знаю. — Зофья покачала головой. — Видит Бог, это правда. Прошло много времени… три с половиной года. Я имею право на собственную жизнь, — сказала она с вызовом, словно ждала от Мордехая возражений.

— Конечно, имеешь, — согласился он с ней. — А теперь, давай, иди домой.

— Хорошо. Скоро увидимся, — пообещала Зофья и умчалась прочь.

Анелевич вернулся в дом доктора Ассишкина. Хозяева вернулись через несколько минут, уставшие, но довольные и улыбающиеся.

— Родился отличный малыш, мальчик. Думаю, с Ханной скоро все будет в порядке. Мне даже не пришлось делать кесарево сечение, за что я благодарю Бога, ведь я практически не имею возможности как следует стерилизовать инструменты. А значит, пациенту грозит сепсис.

— Отличные новости, — проговорил Анелевич.

— И правда, отличные. — Доктор удивленно на него посмотрел и спросил: — А вы почему еще не спите? Наверное, изучали позицию на шахматной доске? Я заметил, что вы не любите проигрывать, хотя всячески это скрываете и ведете себя вежливо. Ну, и каким будет следующий ход?

С той самой минуты, как вой самолетов заставил Мордехая выйти на улицу, он напрочь забыл о шахматах. Он подошел к столу и посмотрел на доску. Благодаря тому, что Ассишкин сделал ход пешкой, Анелевич теперь не мог пойти, как он планировал, ферзем. Он поставил его на ту диагональ, на которую и собирался, только чуть дальше.

Мгновенно, точно атакующая змея, Ассишкин сделал ход конем и взял в вилку короля и ладью Анелевича. Мордехай с отвращением посмотрел на доску Да, вот еще одна партия, в которой ему не суждено одержать победу. Ассишкин прав, Анелевич терпеть не мог проигрывать…

Совершенно неожиданно он подумал, что неудача волнует его совсем не так сильно, как раньше. Ладно, он еще раз потерпел поражение, зато сыграл в другую игру и победил.

* * *

Лесли Гроувс посмотрел на ученых из Металлургической лаборатории, собравшихся за длинным столом.

— Судьба Соединенных Штатов — и, возможно, всего мира — зависит от вашего ответа на вопрос: как превратить атомный котел, работающий теоретически, в действующий реально? Нам требуется максимально быстро запустить процесс в производство.

— Здесь необходимо соблюдать определенную осторожность, — сказал Артур Комптон. — Нам стало известно, что немецкие ученые потерпели неудачу именно потому, что не подумали о последствиях своих экспериментов.

— Речь идет об ошибке инженеров, и мы знаем, о какой, не так ли? — заявил Гроувс.

— Ошибка? Можно сказать и так. — Энрико Ферми презрительно махнул рукой. — Когда их котел достиг критической точки, они не сумели его отключить — и реакция вышла из-под контроля. Насколько мне известно, она и сейчас продолжается. Никто не может подойти достаточно близко, чтобы определить наверняка. Из-за этой, с вашего позволения, ошибки Германия потеряла очень способных людей. В данном случае мы не обсуждаем их политические взгляды.

— Например, Гейзенберга, — сказал кто-то очень тихо, и над столом повисло мрачное молчание.

Многие из собравшихся здесь физиков лично знали немецкого ученого. Любой, кто занимался физикой ядра, был знаком с его работами.

— Я не позволю, чтобы несчастный случай, происшедший за границей, помешал нашей работе и снизил темпы выполнения программы, — заявил Гроувс. — В особенности, если учесть, что нам подобная катастрофа не грозит. Они бросали куски кадмия в тяжелую воду, чтобы замедлить реакцию, а мы придумали кое-что получше.

— В данном конкретном случае — да, придумали, — вмешался Лео Силард. — Но никто ведь не знает, какие еще проблемы могут прятаться в метафизических зарослях?

Гроувс наградил венгерского ученого сердитым взглядом.

Никто не спорит, он блестящий специалист своего дела, но каким-то непостижимым образом умудряется находить варианты, при которых могут произойти самые разные неприятности. Возможно, природа наградила его таким богатым воображением, что он видит недостатки там, куда никому не приходит в голову заглянуть. Или просто дело в том, что он обожает проблемы?

Однако Гроувс не собирался сдаваться.

— Если мы не будем искать новые пути и экспериментировать, — прорычал он, — нам не придется беспокоиться о неудачах. Разумеется, если бы мы шли этой дорогой, ящеры захватили бы нас через двадцать минут после того, как они здесь приземлились, потому что мы до сих пор жили бы в деревнях и приносили в жертву козлов, дабы умилостивить богов. А посему мы будем двигаться вперед и решать наши проблемы по мере их поступления. Возражения есть?

Возражений не было. Гроувс удовлетворенно кивнул. Физики представляли собой компанию капризных знаменитостей, а с такими людьми Гроувсу в армии, естественно, иметь дела не приходилось. Они, конечно, витают в облаках, но зато соображают прекрасно, и все отлично понимают.

— Итак, вернемся к тому, с чего мы начали, — сказал он. — Что мы можем сделать, чтобы превратить наш атомный котел в завод, производящий бомбы?

— Убраться из Денвера, — проворчал Йенс Ларсен.

Гроувс метнул в него свирепый взгляд, ему уже давно надоел вечно мрачный Ларсен, а заодно и его ядовитые замечания.

И тут, к своему великому изумлению, он обнаружил, что несколько физиков закивали, соглашаясь. Гроувс постарался максимально успокоиться и придать своему лицу спокойное выражение.

— Почему? — почти ласково спросил он.

Ларсен огляделся по сторонам; скорее всего, ему не хотелось ничего говорить. Но пути к отступлению не было. Он засунул руку в карман рубашки, словно искал там пачку сигарет. Ничего не обнаружив, он ответил: