Блюз мертвых птиц - Джеймс Ли Берк

— Вот дерьмо, — процедил он.

— Их не похитило НЛО. Кто-то обязательно их видел, — проговорил я.

— Да, только вот этого кого-то мы никак не найдем, — ответил он.

— Где мы еще не смотрели?

— За сценой?

— Да там целый центральный вокзал, — колебался я.

— Вовсе нет, я как-то гнался за одним чуваком, сбежавшим из-под залога, так он был здесь на пикнике и пытался спрятаться в каморке, забитой ведрами с краской и сценическим инвентарем.

— Так как туда попасть?

Клет подумал мгновение.

— Есть задняя дверь.

Мы снова оказались на улице, окруженные холодным, влажным запахом листьев, превратившихся сначала из зеленых в золотые, а потом и в черные в лужах темной воды. Мы кое-как открыли тяжелую металлическую дверь в задней части здания под звуки оркестра, играющего буги-вуги Уилла Брэдли и Фредди Слэка «Барабанщик, задай жару!».

— Бог ты мой, у меня аж мурашки по коже, — сказал Клет.

— С чего бы это?

— Это песня из твоего айпода, того самого, который тебе дала Ти Джоли Мелтон, как ты говорил.

Мы находились внутри длинного, темного коридора, пахнувшего пылью и нафталином.

— Все верно, Ти Джоли мне его подарила. Веришь мне теперь?

— Не уверен. Дэйв, у меня такое чувство, будто это все ненастоящее.

— Что?

— Я уже говорил, ведь мы должны были умереть в той заварушке на байю. Так, может, мы действительно умерли, просто еще этого не осознали? Я слышал истории про души людей, которые долгое время бродят среди живых, не желая покидать этот мир.

— Клетус, у нас тут только одно дело: найти Алафер с Гретхен и вернуть их домой. Давай, брат, заряжаем и вперед. Оставь все остальное на потом.

Его зрачки были расширены, кожа словно натянулась на лице. Он кашлянул в ладонь и вытер ее о брюки. А потом Клет достал свой курносый тридцать восьмой калибр из подплечной кобуры и небрежно опустил руку с зажатым в ней пистолетом. Сквозь занавес мы видели, да и слышали, как оркестр переходит на повышенную передачу. Пальцы пианиста отплясывали на клавишах, двухтактный бит больших барабанов превращался в горловой рык, как у старого доброго Луи Беллсона, саксофоны звучали все громче, словно возносясь в небо и соперничая с другими инструментами в сочной комбинации звуков и четкой партии Фредди Слэка на пианино с тактом четыре на четыре.

— Приятель, на этот раз я убью их всех, — произнес Клет.

Я хотел было начать спорить с ним, но передумал. Хотя жажда крови, страх и черный флаг и не сослужили нам хорошую службу в прошлом, иногда не мы выбирали обстоятельства и мало что могли сделать, чтобы их изменить. Если отодвинуть в сторону этические соображения, в конце всегда остается одна и та же эмоция: ты рад, что жив, что вместо тебя на тот свет отправился кто-то другой.

В конце коридор сужался, и я видел людей, танцующих на площадке перед сценой. Похоже, все они прекрасно проводили время. Молодая темноволосая женщина в расшитом блестками вечернем платье двигалась с закрытыми глазами, подняв руки и сверкая вспотевшей шеей. Она была явно пьяна, бретельки бюстгальтера выбились из-под платья, а рот был полуоткрыт почти похотливо. Похоже, вся ее энергия была сконцентрирована на одной мысли или ощущении, словно где-то внутри она уже была на пике оргазма и ей было абсолютно наплевать на то, что творилось вокруг нее. Тромбонисты вспрыгнули на ноги, рев их труб заставил стекла дрожать, но мне было плевать на группу или тайные эротические удовольствия толпы. Я хотел вернуть свою дочь.

Я вдруг заметил, что Клет Персел внимательно разглядывает свою ладонь. В ней я увидел яркую пурпурную звезду, которую, казалось, только что нарисовали ему на коже.

Сначала я подумал, что он опять кашлянул кровью себе в ладонь, но затем я увидел, как он поднял взгляд на дощатый потолок над нашими головами. Я машинально вытащил свой армейский пистолет сорок пятого калибра модели «1911» из кожаной кобуры. Я слышал, как музыканты из оркестра вдруг сделали паузу и крикнули в унисон:

«Он играет джем на басах и гитаре,

А они кричат: „Барабанщик, задай жару!“»

В потолке над нами зияло отверстие, к которому вела двухуровневая лестница, сделанная из грубо обработанной древесины. Я пошел впереди Клета, держа свой сорок пятый калибр в согнутой руке. Передо мной по ступенькам тянулась тонкая полоска из капель крови, словно у кого-то из прохудившегося кармана выпали красноватые одноцентовые монеты. Я прошел последние три ступеньки, взялся рукой за перила и выглянул в темноту. Не увидев ничего, я достал из кармана маленькую ручку-фонарик и включил. Комната была забита коробками, банками с краской, рождественскими декорациями и манекенами из папье-маше, использовавшимися на карнавалах Марди Гра. Я посветил в дальний конец каморки и заметил рядом с грудой коробок лужу крови диаметром сантиметров сорок. У края лужи блеснула золотая цепочка, а на ней какой-то маленький медальон.

Клет стоял за мной и не видел, сколько там было крови.

— Прикрой меня, — шепнул я.

— Что там?

— Клет, прошу тебя, прикрой меня, — повторил я просьбу одними губами.

Я сделал шаг вперед и посветил фонариком прямо на кровь и золотую цепочку со звездой Давида на ней. Я зашел за груду коробок, поднял фонарик, и в ярком и узком луче передо мной возникло лицо Джули Ардуан. У нее было перерезано горло, ногти и нос сломаны, руки изрезаны в борьбе с убийцами. Перед смертью она потеряла много крови, на ее белом и окоченелом лице застыло выражение удивления и непонимания, которое мертвые надолго оставляют в нашей памяти.

Я слышал, как доски за мной прогибаются под весом Клета. Он все еще не видел тела.

— Это цепочка и медальон Гретхен, — сказал он сипло.

— Это не Гретхен, Клет.

— Кто это? — спросил он.

— Это Джули Ардуан. Звони в полицию. Не смотри.

Он чуть не опрокинул меня, пробираясь к телу. Внизу оркестр зашелся громоподобным барабанным боем, переходя к финалу из саксофонов и горнов, оглушив нас и заставив аудиторию кричать еще громче.

Я сам позвонил в «911», взял Клета под руку и увел его от кучи коробок, за которыми, вероятно, и умерла Джули. Я не видел никаких выключателей на стенах, но с потолка свисала одинокая лампочка, которая, тем не менее, не загорелась, когда я попробовал покрутить ее в патроне. Клет глубоко дышал грудью, открывая и закрывая глаза.

— Я возьму звезду Давида Гретхен, — сказал он.

— Не трогай ее. На ней могут быть отпечатки пальцев.

— Нет, цепочка не порвана. Она бросила ее здесь специально для меня, — возразил он.

Я не стал спорить. За долгое время нашей дружбы я нечасто видел, чтобы мир мог одолеть его и причинить ему серьезную боль. Но сейчас он выглядел опустошенным не только перед лицом смерти своей подруги, но и из-за похищения дочери, причем я был уверен, что он винит себя в обоих случаях.