Распутин. Вера, власть и закат Романовых - Дуглас Смит

Страх перед «темными силами» питал антисемитизм и германофобию, всплеск которых пришелся на 1915 год. И власть сыграла в этом важную роль. Военное командование не приняло на себя ответственность за поражения России, утверждая, что во всем виноваты предатели и шпионы. Правительство обрушилось на этнических немцев в Российской империи, назвав их злодейской «пятой колонной», атакующей Россию изнутри. Министры не принимали на себя никакой ответственности за ухудшение положения дел в стране. Режим стремился использовать антигерманские настроения для объединения народа вокруг престола и поддержки войны, но это вело лишь к тому, что многие начинали считать, что государство недостаточно активно борется с внутренними врагами. Масла в огонь подливала пресса. Журналисты писали статьи, которые должны были показать населению преступную некомпетентность правительства. Неожиданным последствием подобных маневров стало ослабление веры в монархию, распространение цинизма и паранойи. Практически все русские уверились в том, что предательство укоренилось в среде имперской элиты, и страна продана врагам17.

В феврале 1915 года был арестован полковник Сергей Мясоедов, протеже военного министра Владимира Сухомлинова. Его обвинили в предательстве и казнили как шпиона. Расследование продолжалось всего несколько дней. Мясоедова подозревали и ранее, хотя все доказательства его вины были, мягко говоря, шаткими. Сухомлинов пытался защитить Мясоедова, но к началу 1915 года, когда разгорелись скандалы, связанные с отсутствием снарядов и военными поражениями, требования крови предателей стали слишком сильны. Среди тех, кто торжествовал при известии о казни Мясоедова, был Александр Гучков. Гучков уже не раз называл Мясоедова шпионом, теперь же он чувствовал себя отмщенным и принимал поздравления – но при этом Гучкову было прекрасно известно, что обвинения были беспочвенными, и казнен был невиновный. Для политика это не имело значения. Важно было подорвать существующий режим, и жизнь какого-то офицера была всего лишь разменной монетой. Но дело Мясоедова не успокоило общественность. Охота на предателей развернулась с новой силой. Охранка стала обыскивать квартиры всех, кто был связан с Мясоедовым, в разных городах России. К концу апреля было арестовано тридцать человек. Нескольких приговорили к каторжным работам, а четверых повесили. Все казненные, скорее всего, были совершенно невиновны18. Следующей весной по обвинению в предательстве арестовали самого Сухомлинова. В 1915 году Брюс Локхарт записал в дневнике анекдот, ходивший в то время по Москве: «Цесаревич плачет. Няня спрашивает: “Почему ты плачешь, малыш?” «Когда бьют наших солдат, плачет папа. Когда бьют немцев, плачет мама. Когда же мне плакать?»19 Многие русские считали, что императрица действует в интересах своих немецких соотечественников.

В мае 1915 года в Москве вспыхнули антигерманские волнения. Под крики «Бей немцев!» толпы громили магазины, фабрики и частные дома. Семидесятидвухлетнюю женщину забили до смерти в ее квартире за немецкую фамилию. Покончив с ней, убийцы вытащили на улицу двух других женщин и утопили их в соседнем канале. Толпы швыряли камни в экипаж великой княгини Эллы, немки по рождению. Князь Феликс Юсупов-старший, отец будущего убийцы Распутина, занимал пост военного губернатора Москвы. Он явно сочувствовал бунтовщикам и не спешил наводить порядок с помощью войск. Когда все кончилось, оказалось, что убито более пятнадцати человек и сожжено несколько сотен фабрик, магазинов и домов. Из Москвы антигерманские настроения распространились и на другие города. Людей с немецкими и просто иностранными фамилиями стали увольнять из государственных учреждений, частных фирм, даже из оркестров и театров. Государство поддерживало эти действия: насильственно перемещены были более миллиона российских граждан немецкого происхождения, а также евреи и мусульмане. Их собственность была национализирована и передана в руки так называемых «привилегированных групп»20.

Все были твердо уверены, что в центре «темных сил» стоит Распутин. «Царь, умоляю тебя: распусти непокорную Думу, заключи мир с Вильгельмом, и будешь править спокойно». Это фальшивое письмо, написанное якобы Распутиным, распространялось по всей России21. Полковник Александр Резанов, который входил в комиссию по расследованию шпионажа, утверждал, что Распутин часто говорил: «Довольно уже проливать кровь-то. Теперь ужо немец не опасен: он ужо ослаб»22. Неудивительно, что великие державы очень серьезно относились к подобным слухам. 29 июня 1915 года газета Wiener Allgemeine Zeitung опубликовала статью, в которой говорилось, что «мужик Распутин» является сторонником мира и делает все, что в его силах, чтобы убедить правительство принять его сторону. Николай не осмеливается действовать против Распутина, потому что верит пророчеству старца о том, что династии Романовых придет конец, как только что-то случится с ним. В следующем месяце News Wiener Journal сообщал, что, по данным из достоверных источников, Николай и руководство министерства иностранных дел считают, что союзники вынуждают Россию нести слишком тяжкий груз войны и подумывают о заключении сепаратного мира23.

Множество документов из политического архива германского министерства иностранных дел в Берлине показывает, как нравилась правительству позиция Распутина по вопросам войны и его влияние на царя. В начале сентября 1915 года в Женеве немецкий чиновник Айнзидель встретился с неким «русским стариком», путешествовавшим по Швейцарии. Неизвестный источник, который утверждал, что имеет тесные контакты при русском дворе, сказал Айнзиделю, что Николай все более обижен на английское правительство, и к продолжению войны его подталкивает только личная дружба с кузеном, королем Георгом V. «Царь отчаянно желает мира, – сказал старик своему германскому знакомцу. – Он готов даже смириться с потерей Польши и Курляндии […]». Он посоветовал, чтобы граф Эйленбург написал своему старому другу графу Фредериксу и, не говоря о заключении мира, сказал ему, что германский кайзер не питает враждебности по отношению к царю, как царь, очевидно, думает. Шифровку Айнзиделя передали министру иностранных дел Готлибу фон Ягову, а затем – кайзеру Вильгельму. Кайзеру идея понравилась, но в архиве не сохранилось документов касательно дальнейшего ее развития24.

Еще один отчет о ситуации в России был представлен в сентябре. По-видимому, его автором был тот же Айнзидель, имевший новые беседы с «русским стариком». В нем говорилось, что «партия мира» в России вновь поднимает голову, и теперь уже даже царь пытается найти способ заключить мир. В Петрограде ходят слухи о том, что царь готов отказаться от трона и стать регентом, что позволит заключить мир, не компрометируя Николая перед союзниками. «Распутин изо всех сил продвигает это иезуитское предложение», – писал Айнзидель. Русский старик направляется домой, где собирается собрать вместе депутатов Думы и представителей «придворной партии» (т. е. барона Фредерикса, российского посла в Великобритании графа Александра Бенкендорфа, Александру, Распутина) и убедить их в необходимости срочных действий по заключению сеапартного мира25.

Судя по переписке Распутина с их величествами, он никогда не предлагал сепаратного мира. Он прекрасно понимал, какие материальные и человеческие потери несет война, но с момента ее начала он постоянно ее поддерживал. В сентябре 1915 года Александра писала Николаю: «Бог мой, какие потери, сердце кровью обливается! Но наш Друг говорит, что они – светильники, горящие перед Престолом Господа Бога, а это восхитительно!» 26 Но департамент полиции смотрел на ситуацию иначе. В феврале 1915 года полиция сообщала, что немцы, имеющие связи с русским двором, объединились с Распутиным с тем, чтобы убедить правые силы в Думе признать необходимость окончания войны. Среди депутатов, сотрудничавших с Распутиным и немцами, был, как утверждали полицейские источники, сам Владимир Пуришкевич. Члены этой группы планировали создать некую новую политическую организацию, члены которой пропагандировали бы необходимость заключения мира среди раненых офицеров в военных госпиталях, а затем – среди солдат в действующей армии27.