Поцелуй навылет - Фиона Уокер

Фоби облизнула сухие губы и уставилась в потолок. Она больше не могла выносить вида Саскии. Ее сердце обливалось кровью из-за Феликса.

— Когда? — прошептала она.

Саския вытерла нос рукавом свитера и крепко закрыла глаза.

— Когда, Саския? — вновь спросила Фоби. Она чувствовала ледяное спокойствие и странную отрешенность, совершенно оцепенев, словно ей дали большую дозу героина.

— Когда Феликс уехал к своему отцу на Барбадос, — пробормотала она. Ее губы дрожали. — Как раз перед нашим разрывом. Я была так несчастна, так расстроена его исчезновением… — Она начала всхлипывать.

— И что было потом? — Фоби продолжала смотреть на потолок.

— Дилан пригласил меня чего-нибудь выпить, чтобы немного развеселить меня. — Всхлипы сделались чаще. — Мы пошли в бар «Атлантик» и ужасно напились. Дилан принял дозу кокаина и хихикал почти два часа, болтая всякий бред.

Она вздрогнула при воспоминании об этом.

— Он был таким милым и внимательным. Так отчаянно хотел рассмешить меня.

— И ты переспала с ним? — прошипела Фоби. — Прекрасный пример верности.

— Нет! — взвыла Саския. — То есть — да, но все было совсем не так. Это было… боже, я не могу объяснить.

— Попробуй. — Фоби наклонила голову.

— Ты уже начинаешь говорить как проклятый Феликс!

Она выглядела такой невообразимо жалкой, что Фоби с трудом поборола порыв броситься к ней через комнату и утешить ее.

— Итак, ты оказалась в баре «Атлантик» со смешным парнем. Что было потом?

Несколько секунд Саския вытирала глаза одеялом Фоби, издавая судорожные всхлипы.

— Вернувшись домой, мы долго разговаривали — в основном о Феликсе. И немного о Дилане и его единственной настоящей любви.

— Джейни?

— Ты знаешь о ней? — Саския посмотрела на нее в слезах. — Да, Джейни. Эта история случилась несколько лет назад, но он до сих пор не может думать о ней спокойно. Мы говорили несколько часов подряд. Потом мы напились еще больше, немного поплакали вместе, и тут он неожиданно… — Она снова начала всхлипывать.

— Потянулся к твоему лифчику? — Фоби понимала, что она была умышленно жестока, но у нее каждый волосок вставал дыбом при мысли о страданиях Феликса.

— Нет! — взвыла Саския, с силой опуская кулак на открытку Феликса. — Дилан внезапно признался, что я ему всегда нравилась, — продолжила она. — Он даже сказал, что любит меня. Я была почти уверена, что это не так. Он был так расстроен и эмоционален, что признался бы в любви даже фонарному столбу. Но я была невероятно подавлена и невероятно польщена его словами, поэтому мне показалось совершенно естественным поцеловать его.

Она высморкала нос в одеяло.

Наблюдая за ней, Фоби слегка вздрогнула, но она была так захвачена ее историей, что оставила это без комментариев.

— Он выглядел совершенно ошеломленным. То есть по-настоящему смущенным. — Саския несколько раз икнула. — Тогда мы снова выпили, ничего не сказали друг другу и поставили кассету с видеофильмом.

— С каким? — саркастически спросила Фоби. — «Трое»?

Между всхлипами Саския грустно рассмеялась:

— «Основной инстинкт».

— Большая ошибка.

— Огромная, — всхлипнула Саския. — Около трех часов ночи мы закрыли глаза и набросились друг на друга. На следующее утро мы стали извиняться. Это было так ужасно. Мы не могли смотреть друг на друга. Разговаривали словно незнакомые люди после особенно неудачной ночи, проведенной вместе. Милая, забавная дружба исчезла. Я чувствовала себя настоящей стервой.

— Дилан тоже был не безупречен, — заметила Фоби.

— Знаю, знаю. — На этот раз Саския высморкалась в ночную рубашку Фоби. — Но он всегда влюбляется в подружек Феликса. — Она взглянула на Фоби покрасневшими от слез глазами. — Я уверена, что он влюблен и в тебя.

Фоби обернулась на дверь.

— Вообще-то я… — Она остановилась, чувствуя неожиданную уверенность в том, что Саскии совсем не обязательно знать об интересе Дилана к Флисс.

— Он всегда терпит неудачи. Он даже шутит над этим. — Ее голос стал прерывистым от рыданий. — Но на самом деле они для него просто глупый, романтический идеал, как те проклятые книги, которые он пишет и думает, что никто о них не знает. Если поступать в соответствии с ними, как это сделала я, то ты нарисуешь усы и очки на своем романтическом образе.

— А как Феликс все узнал? — дрожащим голосом спросила Фоби.

Саския зарылась лицом в ночную рубашку.

— Он застал нас.

— Боже! — она в ужасе укусила себя за колено. — Но не…

— Нет, не в постели. — Голос Саскии был приглушен несколькими слоями материи, но по-прежнему оставался пронзительно истеричным. — Но было и так довольно ясно, чем мы с ним занимались.

Фоби почувствовала, как в груди поднимается яростный гнев, и закрыла глаза, думая о Феликсе, который так отчаянно нуждался в любви и верности, искал безусловной, бескомпромиссной честности так, как другие ищут богатства и власти. Она задрожала от сострадания, представляя, как он входит в комнату, в которой два человека, которым он по-настоящему доверял, хватали свою одежду и бормотали извинения, едва насытившись друг другом. Образ был таким мучительным, что ей с трудом удавалось дышать спокойно и смотреть на Саскию, не выкрикивая оскорблений.

— Что он сделал? — спросила она хриплым от ярости голосом. — Я полагаю, он не стал показывать тебе свои последние фотографии из отпуска?

Саския съежилась.

— Он вышел из дома. Дилан бросился за ним, но он исчез. Тогда Дилан вернулся назад, сказал, что ему очень жаль, и мы выпили по чашке чая, как делают все англичане в критические моменты. Мы ждали Феликса. Потом легли спать.

Фоби уставилась на нее.

— Отдельно. — Саския закатила покрасневшие, припухшие глаза. — Феликс вернулся через час или около того, разделся и лег в кровать, не говоря ни слова. Мы часто улаживали наши ссоры в постели, но такого не было никогда. Он на меня набросился. У нас был самый невероятный секс. Он длился часами, и внезапно превратился в кошмар — по-настоящему яростный и пугающий.

— И ты удивляешься почему? — Фоби опустила подбородок на колени, не обращая внимания на маленькие лапки, которые скреблись в дверь позади нее. Неожиданно она почувствовала, как ее сердце разрывается от смеси ярости и ревности, хотя в последнем она с трудом могла признаться даже самой себе.

Саския вновь вытерла глаза ночной рубашкой и проигнорировала вопрос.

— Я полагаю, это твой подарок на день рождения? — Она оглянулась на дверь, за которой кто-то жалобно скулил и царапался.

Фоби кивнула.

Саския взяла с кровати помятую открытку и уставилась на нее мокрыми глазами.