И телом, и душой - Екатерина Владимирова

Как она выносила это?! Как мирилась?! Ведь она знала о том, что он ей изменяет. Всегда знала, все пять лет. Наверное, с самого первого дня, когда он ей изменил. С той девчонкой из бара. Как сейчас помнил, что у нее были откровенного каштаново-красного цвета волосы, от нее несло дорогими женскими сигаретами, запах которых не приглушал даже аромат свежих духов.

Его передернуло от омерзения. К ней. И к самому себе.

Кто бы мог подумать, что когда-то это казалось ему нормальным!?

Измены, как протест. Как утверждение своей полной независимости от нее, от Лены. И полная капитуляция после каждой новой девицы, которая Леной не была и не могла излечить его души.

Измены, как избавление. От боли, от терзаний, от мук, на которые он обрек и себя, и ее. Избавиться от наваждения и видеть ее перед глазами вновь и вновь? Доказать себе, что может и без нее, и пасть ниц перед непостижимой истиной?! Перед истиной, которую писал не он! Не ему ее и исправлять!..

Измены, как попытка выговориться? Сказать то, что не удавалось сказать все эти годы? Чем это было для него?! Достучаться до Лены, привести ее в чувство, заставить говорить, поднять голову, возмутиться, закричать… Доказать себе, что его боль не так сильна, что она уже прошла и ничего для него не значит, он хотел обмануть себя изменами, подумав, что они вылечат его от любви к Лене, от зависимости к ней… Ведь он не должен испытывать боль, если не любит… И он хотел убедить себя в том, что действительно не любит… Но все равно любил, измены не помогали… Какой-то порочной любовью он ее любил.

Мошкара надоедливых жужжащих вопросов, бьющихся в его мозг, просто убивали его.

Он мотался по городу почти всю ночь, рассекая автостраду, пару раз выезжал за границу, стоял на обочине, откинувшись на сиденье и закрыв глаза. А как только закрывал… видел ее. Светящуюся улыбкой для него одного. А потом… вмиг — слезы, боль, отчаяние, осуждение, обида… И она его уже не простит!..

Домой он вернулся лишь в половине первого ночи, разъезжал по городу, останавливаясь на набережной, у цветочных магазинов… Ему казалось, что сейчас он без сомнения смог бы выбрать для нее правильный букет цветов, просто почувствовать, какие именно ей нравятся и не сбрасывать выбор на постороннего человека, которая и понятия не имеет о том, какая у него жена!

Его любимая женщина.

Как жаль, что понял он это слишком поздно…

Унизил ее не только обвинениями в том, в чем она не была виновата, но и изменами.

Если бы она изменила ему, он бы узнал об этом… И он был уверен, что разорвал бы соперника на части. Ему была противна даже мысль о том, что Лена может находиться в объятьях другого мужчины.

А она… она терпела. Как смогла? Как вытерпела?! Не укорила и не обвинила?! Он ждал от нее взрыва, каких-то эмоций, проявления чувств, а не просто равнодушного и холодного преклонения, он хотел ее маленького взрыва, но не погибели!.. И сам попал под обстрел. И лишь затянул их в ад еще сильнее.

Измены, одна за другой… Сначала редкие, а потом более частые, начинающиеся и прекращающиеся, как давно заученный и приведенный в исполнение план. А потом — какая-то слепая одержимость.

Пронзая своей фигурой пустоту и темноту квартиры, он заходил в каждую комнату, будто ища что-то.

И не было ей объяснения, не было оправдания, не было иллюзорных попыток все исправить. Это был конец… Конец всего. И его тоже.

Тяжело вздохнув, Максим подошел к кровати и опустился на нее, низко наклонив голову.

В такие минуты, наедине с собой, когда у тебя есть время подумать, изувечить себя потоком бессвязных мыслей, ты начинаешь понимать, что такое отчаяние. Липкое, вязкое, влажное, грязное отчаяние. От которого ты никогда не отмоешь руки, как и от того, что ты натворил…

5 лет назад

В конечном счете, его достало все. Работа, окружение, семья, Лена… Даже она. А, может, она в первую очередь. Как-то все навались, давило, прессинговало, он разрывался на части, просто летел вниз, самоуничтожаясь и не понимая причин, по которым вся его жизнь сошла с ума. И он сходил с ума вместе с ней. Целенаправленно, размеренно, отточенными, выверенными движениями.

Нет, он не строил иллюзий относительно их брака, по крайней мере, когда женился на ней — не строил. Она была для него предательницей и изменницей, она изменила ему со своими подлыми и коварными умыслами, которые на него направила. Предала не только его самого, но и все то, что он готов был ей предложить. Свою хрупкую, уязвимую, еще не окрепшую, болезненную любовь. Она начала зарождать в нем, начинала оживлять его оледеневшее сердце к жизни, к чувствам, к мироощущениям. Он учился любить постепенно, медленно и несмело, но учился. Она помогала ему в этом. А потом… предала.

Да, она была для него предательницей в тот миг. Она совершила преступление, именно таким виделось ему ее действие, ее подлость, обман, даже грубость. От нее, именно от нее, он подобного не ждал. От кого угодно!.. Но ей он верил. Он почти никому в этой жизни не верил, а когда она его обманула, когда тоже уподобилась тем, кого он презирал за ложь и фальшь, он разочаровался в ней, в жизни… В том, что в этом мире есть хоть что-либо, что неспособно на предательство и высшую степень подлости.

Когда он стал привыкать к тому, что у него будет ребенок, он даже думал о том, что что-то в их жизни и наладится. Ребенок, он же способен спасти семью? Разве нет? Конечно, глупость, истина, в которой он отчаянно сомневался даже тогда, но почему-то в глубине души надеялся на то, что малыш сможет что-то изменить в их отношениях. И он стал привыкать, мириться, смотреть на детей, невольно заглядываться на матерей и папаш, гуляющих со своими чадами, он даже стал присматриваться к детским игрушкам, когда проезжал мимо красочных и разноцветных витрин магазинов. Он привыкал к этой мысли постепенно.

Он не хотел становиться отцом. Он боялся. Ответственность, нарушение спокойствия и привычного хода вещей — полный крах всего, о чем он грезил. Его планы, мечты, уверения, надежды…

Почему ему тогда не захотелось подумать и понять, что он смог бы и с ребенком, и с женой так же прекрасно существовать, как если бы их у него не было?… Почему он об этом тогда не задумался?…

А когда он однажды проснулся утром и осознал, в полной мере осознал, что у него будет малыш… Представил его, своего, именно своего ребенка на руках и удивился тому чувству, которое мысленно испытал. И он воспрянул духом. Он пытался это скрывать от Лены, но знал, что она догадывается. Да и как можно было ей этого не заметить? Казалось, она всегда читала его, как открытую книгу.

И, когда он стал верить в то, что все еще может быть, что, может быть, он сможет даже перешагнуть через себя, смириться, принять и простить ее. Попытаться… начать все сначала…

И в этот момент все рухнуло окончательно. Лена потеряла ребенка, их малыша, уже живое существо.

Никто не знал и даже не догадывался, как ему было больно! Он маскировался, шифровался, строил из себя сильного и сдержанного, стойкого и волевого, а на самом деле так же медленно и неотвратимо умирал, как и Лена.