Черное Копье - Ник Перумов

А пальцы Олмера задумчиво вращали еще одно кольцо, на глаз не отличавшееся от того, что было на его руке, — такое же темное, почти черное, — но слабо светящееся по краям недобрым темно-багровым светом. На миг скользнуло удивление: где же все остальные кольца? То, которое сейчас в руке Вождя, несомненно, принадлежало Королю-Призраку, еще одно надето на пальце Олмера, где же еще семь?

А руки продолжали поднимать лук. Медленно, неимоверно медленно!..

И точно так же медленно — но все же чуть быстрее — пальцы Олмера начали надвигать последнее, Девятое, Кольцо на тот же средний палец его правой руки.

Фолко почувствовал, как под его ногами разверзается земля. Этого нельзя было допустить ни в коем случае! О великий Манве, о Светлая Варда Элберет, за что же такая пытка — думать в сотни раз быстрее, чем делать?! В сознании зашевелился ледяной древний ужас — точно ископаемое чудовище, странной прихотью судьбы оказавшееся вновь под солнечным светом, расправляло крылья, готовясь взвиться и обрушиться огненной грозой на ничего не подозревающий город.

Острие стрелы почти поравнялось с краем стены.

«Стреляй! Да стреляй же!» — ворвался в сознание чей-то очень знакомый голос, вроде бы Гэндальфа.

Он и рад бы выстрелить, но куда? В кирпичи? Кольцо коснулось ногтя на пальце Олмера. В сознании хоббита возник не слышимый обычным ухом тоскливый и долгий вой, отличный от того, что ему приходилось слышать в начале их пути с Торином. Ошибиться было невозможно — где-то в невообразимых безднах родился и достиг поверхности земли боевой вопль Назгулов.

И Олмер словно тоже услыхал его — Кольцо поползло быстрее, теперь уже заметно обгоняя движения рук хоббита.

Фолко не мог скосить глаз, не мог видеть перекошенное лицо гнома, пытающегося выхватить кинжал из ножен, — руки его двигались, но не быстрее рук Фолко. В реальном мире не прошло еще и доли секунды; по мысленным же часам хоббита и гнома все это заняло не меньше нескольких минут. Все вокруг них, казалось, застыло, замерло, окаменело — все вокруг ждало исхода.

Кольцо Короля-Призрака скользило по длинному пальцу Олмера, скользило, приближаясь к уже надетому, леденящий ужас все крепче и глубже запускал безжалостные когти в сознание Фолко. Страшные видения встали давящей чередой: пылающие селения; скелеты, терзающие выбеленными костяными фалангами плоть живых; солнце, низвергающееся с небосвода подобно подбитой, раненой птице; и вселенская стена огня, встающая от горизонта до горизонта…

От нестерпимой боли хотелось разорвать рот в истошном, облегчающем крике, и чувствовалось, что может быть хуже, гораздо хуже. Кольца соприкоснулись.

Ветер, ветер и тьма, задергивающие непроницаемым покровом фигуру Короля-без-Королевства, сотрясение земли под ногами; и оцепеневший хоббит увидел то, что доселе не видел ни один Смертный или Бессмертный: руку Олмера окутало алое призрачное сияние — и в этом неверном, недобром свете полыхнули багровым оба Кольца — и слились.

Вот и ответ, куда делись остальные семь Колец: сливаясь, они превращались в некую новую сущность; но какие Силы заставляли их соединиться?

Полог Тьмы сомкнулся, и одновременно острие стрелы оказалось-таки нацеленным туда, куда нужно, и хоббит отпустил тетиву, а Торин метнул свой кинжал.

Стрела и клинок бесшумно канули в колышущейся темной завесе, точно в глубокой воде, — и ничего!..

Они не успели удивиться происходящему. Хоббит не успел наложить запасную стрелу, Торин не успел броситься вперед, завязать лихую смертельную рубку; леденящее оцепенение навалилось на них; наверное, можно было бы сказать, что это был страх, переросший всякие границы чувствительности и оттого сознанием не ощущаемый — зато обездвиживающий. А затем из-за завесы мрака неспешно появился Олмер. Появился и неторопливым шагом направился прямо к замершим друзьям.

«Похоже, конец», — мелькнуло в голове у хоббита.

Они стояли, точно окаменев, а Олмер шел к ним, и плащ его казался лоскутом Вечной Ночи. Они опоздали. Ничто не могло теперь остановить Короля-без-Королевства; ну а им, неудачливым охотникам, — поделом!

Олмер остановился в двух шагах от них, пристально вгляделся в лицо хоббита. Его глаза, как и тогда, в шатре, казались бездонными провалами в Вечную Ночь, в Ничто… Но в остальном это было человеческое — пока еще человеческое — лицо.

Время остановило свой ход, и Фолко наяву ощутил, как закачались, заколебались Весы, о которых он так стремился узнать побольше — лишь для того, чтобы понять, что Смертному о них вообще лучше и не ведать.

Олмер едва заметно усмехнулся. Он стоял, опершись о длинный меч, и левая рука закрывала пальцы правой.

— Не вышло, половинчик, и не выйдет. И ты не хватайся за топор, тангар.

Не бойтесь, я не трону вас, сейчас нельзя убивать без крайней нужды…

Хоббит и гном молчали. Немного погодя Олмер вдруг добавил:

— Правильно, правильно, любезный гном, ты не зря глядишь на мой меч — есть на свете вещи, которые родились не на земле и не под землей…

Олмер легко повернулся и зашагал вниз с холма. За ним как привязанный брел его вороной. Страшное оцепенение мало-помалу отступало, но двигаться они пока еще не могли.

— Прощай, половинчик! — в последний раз донеслось из тумана, и хоббит услыхал удаляющееся хлюпанье конских копыт. Бой у Болотного Замка кончился.

Они опомнились не скоро. У Фолко не выдержали ноги, он рухнул ничком, раздавленный поражением, обессиленный; он не мог изгнать из мыслей навязчивый, неотступно крутящийся в них мотив: теперь конец, теперь вот всему конец, теперь вот окончательный конец…

Против всех ожиданий, очень тихо вел себя Торин. Он не позволил себе и тени упрека в адрес хоббита: мол, что ж ты, не мог поскорее выстрелить!

Гном лишь глухо рычал себе в бороду, что после такого сокрушительного поражения было вещью небывалой. Мрак исчез, поднявшийся было ветер утих, прямо перед ними по-прежнему горел разведенный Олмером костерок, возле которого они нашли свои невредимые стрелу и кинжал.

Торин не трогал хоббита, пока бурное отчаяние того не улеглось само собой и он не поднялся на ноги.

— Торин… Торин, что мы наделали?!

— Ты кого спрашиваешь? Меня?.. Ну наделали… Чему быть, того не миновать. Мы опоздали самую малость — не кори себя, тут силы были не по нашим…

— А ты понял, о чем это он говорил?

— Понял, но не все. Я смотрел на его меч… Он не из земного металла, Фолко, или я ничего не смыслю в кузнечном деле. Вот к чему его слова напечет рожденного не в подземелье и не на поверхности… Это меч из небесного металла! Я слыхал о таких… Да и читал — вместе с тобой. Вот почему он рубит мифрил!

Фолко еще не до конца пришел в себя, чтобы понять речи гнома. Другие мысли уже взвихрились у него в сознании: