Легенда о яблоке. Часть 1 - Ана Ховская

– Нам придется пить из горлышка,– на выдохе проговорила она, облизав уголки губ, и сделала глоток первой.

Брэд коснулся дна бутылки и, чувствуя, как горячей волной обдало его тело, уже не скрывая желания, пылко выдохнул:

– Я хотел бы пить из твоих губ…

Резкий рывок друг к другу только воспламенил обоих. Пьянящий, требовательный поцелуй с привкусом апельсинового ликера бросил Брэда в дрожь. Волнующий стук сердца заглушил его мысли, отключил рассудок и ни о каких последствиях своего поведения он уже не думал. Внезапное появление этой женщины, словно наваждение, выбило его из привычной колеи. Разумные доводы уже не действовали. Он не мог себя контролировать, словно это было не естественное желание обладать красивой женщиной, а нечто магическое, роковое.

Жанна и Брэд накинулись друг на друга, небрежно срывая одежду, не отрываясь от поцелуя, шагнули на ковер и, захваченные лавиной необузданной животной страсти, отдались любовной игре.

***

Декабрьский дождь застал Софию, возвращавшуюся с занятий театрального кружка, на углу ее улицы. Она вприпрыжку побежала к дверям. Недавние впечатления от репетиций сцен из «Ромео и Джульетта» струились фонтаном вдохновения и возносили к облакам. Сладкие минуты общения с Кери она пересчитывала и воображала вновь и вновь, вспоминая чувства, взгляды и свою неутолимую жажду быть к нему как можно ближе. Его удивительная способность играть Ромео так проникновенно и естественно захватывала ее и очаровывала. В маленькой головке не укладывались все те чувства и желания, которые ни на секунду не оставляли сознание. От них распирало грудь, и голова кружилась от мыслей о нем. Но ноги пританцовывали, глаза светились радостным ожиданием и… суета, суета…

Учебники и конспекты были заброшены. Лежа на спине в постели, устремив глаза в потолок, София улыбалась самой себе, рисуя картины своего завтрашнего дня с Кери. Они обязательно увидятся завтра, и послезавтра, и даже после… после… Она не верила своему счастью. Оно пришло так быстро, захватило ее целиком. Было жаль, что не все удостаиваются такого подарка судьбы. С благодарностью и улыбкой на губах девушка погрузилась в сон…

…Сиреневые туманы окутали город. Туманность, переливаясь в воздухе, играя цветом, уводила вглубь старинных городских ворот. Перед глазами открылся город с каменными стенами, заросшими диким плющом, башнями с флагами и факелами, ров, окружающий стены города…

На черном скакуне с блестящей холкой и лоснящейся шерстью под лучами заходящего солнца к воротам подъехал всадник в черном плаще, в плотно повязанном на голове платке и черной маске, скрывающей лицо…

Ночь опустилась на город. В небе засверкала молния, угрожая ливнем и ураганом. Природа была заодно с всадником.

Конь на дыбах вошел в ворота и пали ниц рабы и господа, и гул прошел по дворцу от страха… И воины всех орденов и званий поднялись на башни, нацелив копья, стрелы на врага…

И развернулся бой. Кровавый бой. У всадника – нечеловеческая сила. И все бы было кончено в момент, все воины бы полегли, да вышел сам хозяин замка, и меч блеснул в его руках.

И сила всадника иссякла. И грянул гром, и ветер взвыл, и всадник загнан в угол был…

Разоблаченья час настал.

Но горд был всадник, не покорен, и до последнего мечи звенели, скрестившись в пламенном бою…

Но вот, отвлекшись от бессилья, всадник сник, удар пропущен был, и меч Пауласа стрелой прошел насквозь…

Народ вдруг замер…

Но всадник не упал, собравшись с волею, сказал: «Падет проклятие на вас, как маску скину на пол. Страдания ваши превысят божью кару. О сестры, братья – жестоки вы в незнании своем…»

Узел маски ослаб, распустился, черная лента скользнула к ногам. Мягким движением снят был платок. Рассыпались черные локоны по хрупким поникшим плечам, и, повернувшись…

Жгучий взгляд толпу пронзил.

«Мигелия! Мигелия! Мигелия!»– толпа смутилась.

«О да!– вздыхая тяжело и припадая на колено.– Мигелия де Сантос! Дитя Сирены и Вулкана, и всем я вам сестра! Да, я – Мигелия! Я в черной маске под защитой темноты ворвалась в круг ваш, принеся покой. А вы! Что вы наделали со мной?!»

«Мигелия! О бог мой! Я убил тебя!»– отчаянно вскричал Паулас, ударив в сердце кулаком.

«Нет, ты убил себя. Теперь мое проклятие – твое. О, знал ли ты, что Сара,– тяжело сглотнув, Мигелия продолжила,– ведь Сара носит сына свекра! А он – отец твой – дьявол. Да! Дьявол во плоти! И с наслаждением вонзила я во чрево Сары меч свой… А ты!.. А ты с толпой безумных избавить мир от зла хотел? Да только не сумел… Ведь зло – не маска черная моя, а вера ваша в льстивые слова, в поступки черные под видом блага, в зеленые глаза – глаза из ада!»

Голос Мигели дрогнул, силы иссякли… и вдруг… Алые капли на пол упали с груди, а следом и тело со стоном глухим… девы – прекрасной даже при смерти.

Паулас рядом упал и руки холодные ей целовал, и слезы упали, где кровь пролилась…

Под шепот молитвы толпа разошлась…

– О, матерь божья!– с криком проснулась София.

Она лихорадочно оглянулась на комнату. В темноте блики на потолке от проезжающих машин за окном заставили ее содрогнуться и внимательно присмотреться к очертаниям предметов в комнате. Это была ее комната, а не замок «Пауласа». Чувство печали и невероятного сожаления о судьбе приснившейся девушки Мигелии пронзили душу Софии, вызвав слезы.

– Неужели это сон?!

Она еще раз внимательно присмотрелась, потом не выдержала и включила ночную лампу над кроватью. Сев на колени, закуталась в одеяло и еще несколько минут сидела, ритмично покачиваясь вперед-назад.

«Как много событий во сне, словно целая жизнь, которые сейчас уже не уловить, и какие глубокие чувства… Такого сна я еще не видела. Ох, как тяжело-то… Такие угнетающие впечатления, жуть! И как жалко, что это сон: кажется, я сама там, и вижу это собственными глазами, чувствую, осязаю… В самом деле – сон? Как жаль, что так быстро испаряются из памяти эти загадочные, магические образы…»

Но романтические образы не оставляли мысли Софии и неожиданно оформлялись в слова, слова складывались в рифмы и выстраивалась целая композиция. Внезапный напор вдохновения поразил девушку. Не теряя ни минуты, София спрыгнула с постели, взяла ручку, стопку бумаги и стала набрасывать все, что увидела, почувствовала во сне. Она исчеркала все листы вдоль и поперек, стараясь как можно быстрее и точнее запечатлеть образы из сна, пока они не улетучились, и уловить суть истории, которой ей так хотелось придать завершенный вид, чтобы не испытывать жуткую неудовлетворенность от резкого пробуждения на страшном моменте. Она не могла оставить эту историю с плохим концом. Для образа Мигелии это было бы не справедливо.

Когда София закончила писать и снова пробежала глазами по тексту, то была приятно поражена неожиданному вдохновению.

– Это надо показать Тиму,– с энтузиазмом рассудила она.