«Летающий танк». 100 боевых вылетов на Ил-2 - Олег Лазарев

Для меня и майора Бусыгина переход на новый тип не был сложным, остальным ребятам было труднее. После нескольких провозных полетов мы вылетели самостоятельно и быстро выполнили программу одиночных полетов.

Самолет Ил-28 сравнивать с МиГ-15 было нельзя – бомбер он и есть бомбер. Поначалу он мне совсем не понравился: тяжел, инертен. Одним словом – не истребитель. Необычным было и присутствие штурмана на борту. На прежних машинах я привык вести ориентировку сам, а на «иле» в первом же самостоятельном полете при подходе к третьему развороту вдруг слышу голос: «Доверните на полтора градуса вправо». «Это еще что? – невольно спросил себя и сразу вспомнил: – Да это же штурман». Пришлось сделать микроскопический доворот.

Переучивание я закончил с оценкой «отлично» и теперь стал бомбардировщиком. В летние месяцы мы не только летали, но и проходили стажировку в строевых частях. Свозили нас и на море. Большой интерес у меня вызвала поездка в Кронштадт и в форт Красная Горка. Я с детства мечтал побывать на боевых кораблях, поэтому эту поездку воспринял с удовлетворением, хотя море и корабли меня уже не так привлекали. В Кронштадте нас разместили в казарме военно-морского училища. Мы побывали на всех классах кораблей – от линкора до торпедных катеров. Как ни мощны эти громадины, подумал я, а авиации боятся.

Осенью 1956 года в академии сменился начальник. Им стал маршал авиации С.А. Красовский, бывший командующий 2-й воздушной армией. Начал он, как водится, с наведения порядка. В это время у нас произошел неприятный случай с двумя выпускниками, офицерами-поляками. Обмывая новую автомашину, они возвращались из Москвы под хмельком. Около южных ворот гарнизона, объезжая рейсовый автобус на стоянке, сбили двух девушек, которые погибли. Разбирая это ЧП со слушателями, среди которых были и офицеры из соцстран, Степан Акимович, разойдясь в красноречии, стал хвастать, что слушатели академии в свое время били и немцев, и румын, и чехов, и поляков. Когда он стал перечислять всех бывших врагов нашей страны, то офицеры-иностранцы стали переглядываться, выражая свое неудовольствие.

Присутствовавший на разборе начальник политотдела академии полковник Точилов обратил внимание на оживившихся при этих словах слушателей спецфака и довольно громко подметил Красовскому: «Били белополяков и белочехов». Степан Акимович поправился: «Да, правильно, я это и имел в виду – всех гадов, которые воевали против нашей страны. Били и будем бить».

Наступил октябрь 1956 года – время сдачи госэкзаменов. Этот месяц для меня стал одним из самых напряженных за весь учебный период. Он не был бы таким, если бы я начал учиться на несколько лет раньше. Возраст дал о себе знать. К госэкзаменам я подготовился неплохо и сдал их на «хорошо» и «отлично». Перед ноябрьскими праздниками Красовский вручил нам дипломы об окончании академии и нагрудные знаки. Годы, проведенные в стенах академии, были не самыми лучшими за время моей службы. Я сильно устал и с нетерпением ждал конца учебы. И в то же время понимал, что академия значительно расширила мои военные и специальные знания. О многом я узнал впервые, научился мыслить военными категориями, правильно оценивать обстановку и принимать решения. В дальнейшем без этого мне было бы намного труднее выполнять свои должностные обязанности. Поэтому учебу в академии я не считал пустой тратой времени.

Перед тем как разъехаться по частям, академическое начальство по согласованию с управлением кадров ВВС решило снова направить нас в Центр боевого применения в Воронеж для повышения уровня летного мастерства. Делалось это для того, чтобы по прибытии в полки мы смогли бы летать наравне с летчиками второго класса. В зимние месяцы погода в Воронеже была неустойчивой и неблагоприятной для полетов. Частые оттепели чередовались с кратковременными морозами, превращавшими большие лужи на летном поле в лед, работать с которого командир полка Чернышев не решался, – боялся поломки машин. Более чем двухмесячное безделье в ожидании нормальных летных дней порядком надоело. Меня, как старшего группы, ребята совсем задергали и просили что-нибудь предпринять. Предлагали обратиться в Управление кадров ВВС, чтобы нас отправили по своим частям.

В это время я заболел, и меня положили в госпиталь. Потом перевели в Подольский госпиталь МВО, где я пролежал около месяца. При выписке я был признан годным к летной работе без ограничений. Как только выписался, сразу направился к месту службы в 1107-й бомбардировочный полк 183-й бомбардировочной дивизии, базировавшейся в городе Бжег (бывший немецкий Бриг). С этого аэродрома в апреле 1945 года мы всем полком отправились на Ли-2 за получением новых самолетов на аэродром Дядьково. В полку меня давно ждали. Назначили заместителем командира полка.

Нaчальник штаба подполковник В.И. Лукашин, знавший меня по 5-й гвардейской шад, дал обо мне, как о летчике, хороший отзыв, поэтому приняли меня хорошо. Я быстро настроился на работу и вошел в курс своих должностных обязанностей.

Через несколько дней я уже выполнял тренировочные полеты на Ил-28. После Ил-10 он показался мне утюгом, хотя по оборудованию не шел с ним ни в какое сравнение. Вероятно, сказывалась привычка к старой полюбившейся мне машине, от которой не мог отвыкнуть даже после того, как перестал на ней летать. Новым из оборудования кабины, с чем я впервые столкнулся на этой машине, была система «Плот».

Особой сложности в ее освоении не было, но требовался определенный навык в умении удерживать самолет на курсе и глиссаде. Не так-то просто было удерживать стрелки прибора против нормальных положений кypcа посадки и глиссады. Я быстро восстановил уровень второго класса и приступил к полетам ночью при первом минимуме погоды, дающем право на получение первого. В конце 1957 года Княжева с большим повышением перевели на Дальний Восток, где он вскоре стал генералом. Вместо него прибыл мой бывший однокашник по академии Николай Васильевич Потапов. Мы вместе служили в 5-й гвардейской шад.

Там он был командиром эскадрильи в 93-м гвардейском полку. К нам пришел из соседнего полка нашей дивизии, где был таким же заместителем, как и я. Потапова я хорошо знал и по академии. В Подольске мы жили в одном доме, и наши жены отлично знали друг дpyгa. Пo натуре oн был неразговорчив, но от компаний не отказывался, был самолюбив, обидчив, в беседах на любую тему стремился показать свое превосходство, не терпел критики.

Во время войны он летал на штурмовике, выполнил болеe полутора сотен боевых вылетов, но Героя так и не получил. Те, с кем он воевал, рассказывали, что за это время он разбил по своей вине шесть боевых самолетов. При переучивании на Ил-28 в Воронежском центре он вылетел самостоятельно одним из последних, как, впрочем, и его друг Рыжков. Подробную характеристику Потапову я дал для того, чтобы показать, с каким командиром мне пришлось работать почти полтора года. Не думал я, что буду находиться в подчинении у своего товарища по академии, напарника по рыбалке и слабака пилотяги.

Когда в воздушной армии решался вопрос о моем назначении командиром соседнего полка, он дал мне совершенно необъективную характеристику. Видимо, ему этого очень не хотелось. В том полку у командира произошла неприятность. Во время перегонки из Союза своей машины он насмерть сбил польского мальчика, за что был снят с должности и уволен из армии. Вместо него командование ВА решило поставить меня. Для решения этого вопроса командующий затребовал на меня служебную характеристику, и Коля написал.