Треугольная жизнь (сборник) - Юрий Поляков

Хорошо хоть Катя оставалась на кухне.

Компьютер был так заряжен, что в режиме ожидания на экране появлялась Вета и ее признание в любви. Избавиться от этой картинки Башмаков не сумел, оттащил ноутбук в банк и попросил Тамару Саидовну запереть в сейфе до лучших времен. Гранатуллина, сразу как-то поблекшая после увольнения Ивана Павловича, посмотрела на Башмакова понимающими глазами.

К Восьмому марта, утаив от Кати премию, он купил Вете очень дорогой парфюмерный набор, но, кажется, не угодил, хотя она и выражала бурный восторг. Черт их разберет, этих молоденьких буржуек!

Речь о том, что она должна обязательно побывать у него дома, велась постоянно. Сначала это были лишь полушутливые девчоночьи хныканья, но потом проявилась угрюмая женская настойчивость. Однажды Вета позвонила Башмакову в конце рабочего дня… В банке, надо заметить, они старались видеться как можно реже, разве иногда за обедом в коллективе. На людях Вета старалась больше общаться с Федей, смеясь его дурацким шуткам и кокетничая. И если в это время случайно рядом оказывался Олег Трудович, она, улучив мгновение, молниеносно показывала любовнику язык — мол, вот я какая! Если же у них было назначено свидание на Плющихе, Башмаков выходил из банка, неторопливо проминался вдоль набережной в противоположную от метро сторону до ближайшего переулка, а там его уже дожидался розовый Ветин джипик. О такой конспирации они договорились почти с самого начала, ведь в банке остались Дашкины подруги, поэтому нежелательная информация могла мгновенно улететь во Владивосток и вернуться в Москву лично к Екатерине Петровне. А тогда…

— Тебе же не нужен скандал? — спрашивал Башмаков.

— Нет, конечно, — отвечала Вета, — мне ну-жен ты!

Так вот, она позвонила в конце рабочего дня и сказала твердо:

— Сегодня мы не едем на Плющиху!

— Хорошо.

— Почему ты не спрашиваешь — почему?

— Почему?

— Потому что до тех пор, пока я не побываю у тебя дома, на Плющихе мы встречаться не будем!

— Ну что ж, — вздохнул Башмаков и повесил трубку.

Он уже подходил к метро, когда возле него затормозил розовый джипик.

— Прости, — взмолилась Вета, когда он — не сразу, конечно, уселся в машину. — Я дура…

Был конец марта. Москва наполнялась металлическим ароматом дотаивающих сугробов и живой горечью очнувшихся почек. Башмаковское сердце глухо ухало от вожделения. В тот вечер, должно быть, черепица на Ветиной мансарде подпрыгивала и вставала дыбом.

— Устал? — спросила она и рухнула с него, как убитая амазонка со своего скакуна.

— Устал? — участливо спросила Катя, когда он вечером впал в родную квартиру.

— Проклятый английский, — только и смог вымолвить Олег Трудович.

— А что, на стоянке было лучше?

— Я бы не сказал…

Наконец Башмаков решился. Катя на весенние каникулы уехала со старшеклассниками в Карабиху. И он рассудил, что лучше уж один раз пригласить Вету домой, чем всякий раз, в основном после объятий, выслушивать:

— Сейчас ты поедешь домой, а я…

Олег Трудович заранее предупредил Вету о необходимости соблюдать множество предосторожностей, потому что в доме он живет уже двадцать лет и все его знают как облупленного. Оставив машину у мебельного магазина — так неприметнее, — они по-партизански разделились: Башмаков пошел вперед, а Вета следом. По плану он должен был зайти в квартиру, оставить дверь приоткрытой и ждать, когда минут через пять появится его юная любовница. Если же на лестничной площадке она столкнется, не дай бог, с Калей или кем-то еще, тогда просто сделает вид, будто ищет совсем другую квартиру. Веты не было минут двадцать, и Олег Трудович начал уже переживать.

— Я, кажется, перепутала этажи! — созналась она, появившись. — Здравствуй, Олешек, я соскучилась! — и поцеловала его.

Башмаков вздрогнул, ему померещилось, что это постельное прозвище «Олешек» мгновенно и намертво впечаталось в семейные стены — хоть ремонт теперь делай!

— Ой! — Вета всплеснула руками. — Надо же! До того как папа стал заниматься бизнесом, у нас была точно такая же квартира. И гарнитур такой же! Румынский. «Изабель», да? Мама его кому-то отдала, когда папа ей к свадьбе купил новую квартиру. А почему у тебя только диван? У нас еще стенка была с золотыми колечками на дверцах, журнальный столик и два кресла! Я одно колечко отвинтила, отнесла в детский сад и там променяла не помню на что. Папа та-ак ругался! Такое же колечко изготовить было невозможно. Он даже звонил родителям мальчика, с которым я сменялась, просил вернуть, но мальчик его уже потерял. Так мы и остались без колечка…

Вета с интересом прошлась по комнатам и остановилась у аквариума:

— Рыбки! Боже, я в детстве мечтала об аквариуме! Но мама была против, она говорила, что от аквариума в квартире пахнет болотом. А как называется эта, голубенькая?

— Мраморная гурами.

— А вот этот, с черным хвостом?

— Меченосец.

— А вот этот, с усиками?

— Каллихтовый сомик.

— Какой симпатичный сомик! У него такие же глаза, как у тебя…

— Никогда не думал, что у меня рыбьи глаза.

— Ничего не рыбьи. У тебя глаза умные и грустные, как у каллихтового сомика… Я хочу каллихтового сомика!

— Я тебе куплю.

— Я хочу этого!

Вета продолжала изучение квартиры. Диван, как всегда, был разложен и поверх белья застелен леопардовым пледом.

— Ты здесь спишь?

— Да вот, приходится…

— А я думала, вы спите раздельно.

— Как правило… Катя…

— Она!

— Она теперь спит в основном в Дашкиной комнате.

— В целом и в основном… Я хочу кофе!

— Яволь, майн фюрер! — щелкнул каблуками Башмаков и отправился на кухню.

Когда он вернулся с чашками на подносе, Веты в комнате не было. Он нашел ее на балконе.

— Зачем ты вышла? Соседи могут увидеть!

— Красивая церковь! Как игрушечная… Я обязательно буду венчаться. Ты венчаный?

— Нет.

— Это хорошо.

Они сидели в Дашкиной комнате в недавно купленных велюровых креслах, смотрели на однообразное мерцание электрического камина, на рыбок в аквариуме и пили кофе.

— Ты знаешь, я почему-то думала, у тебя очень большая квартира, с красной мебелью, с настоящим камином, с антикварными вазами и бронзовыми фигурками голых женщин — везде, везде…

— Вот видишь, я оказался скромный и бедный.

— Ты — нормальный. Просто женщины всегда воображают своих мужчин особенными. Самыми лучшими. И когда ты раньше уходил, я фантазировала, что ты уходишь к своему камину и бронзовым нимфеткам. Я ревновала. Не только к твоей жене, но и к квартире с антиквариатом. А теперь мне будет хорошо. Ты, оказывается, уходишь всего-навсего сюда… Значит, ты спишь там, на диване?