Небо цвета стали - Роберт М. Вегнер

– Мы должны сидеть в седлах.

Это вырвалось у Дер’эко неосознанно, как увенчание мыслей, что вот уже долгое время гуляли в его голове. И он сразу же посмотрел на командира, полагая, что увидит мрачный взгляд и обиженное лицо. Но ламерей не отрывал глаз от кочевников, что занимали позицию.

– Они в какой-то паре миль от нас, но покоя нам не дадут… О, видишь, снова двинулись. У вас – запрет атаковать, пусть бы они даже въезжали меж ваших лошадей. Можете стрелять, но не удаляйтесь дальше сотни ярдов от фургонов. На них – на всех – дополнительные арбалетчики, станут вас поддерживать.

Такая тактика называлась Атласной Рубахой. Колесницы держались настолько близко от каравана, как рубаха – у тела, и обстреливали врага вместе с экипажами боевых фургонов. Однако таким образом они теряли свое главное достоинство – быстроту и подвижность. А ведь все время им вбивали в головы, что медленная колесница – мертвая колесница.

– Ветер стих, – пробормотал старший из мужчин, не смотря на Дер’эко. – Я не позволю вам исчезать в клубах пыли, иначе вы оттуда не выйдете. Я молюсь Сероволосой, чтобы эти тучи, которые собираются у нас над головами, окропили нас хотя бы чуть-чуть, прибили пыль к земле, но пока что она и не думает меня слушать. Потому вам – держаться поближе, даже если мы будем нести серьезные потери.

Он замолчал на миг, двигая челюстью, словно жевал кусок полусырого мяса.

– Я езжу колесницей с того времени, как мне исполнилось шесть лет и когда я вырос настолько, чтобы увидеть что-то над краем борта. Я никогда не нарушу клятвы. Но двадцать лет в империи, между всадниками разных народов… если бы Владычица Степей дала мне какой-то знак… я бы всех вас посадил на лошадей… Если бы она дала знак. Но… беги уже. Третья ждет.

* * *

Ких Дару Кредо остановил разгоряченного коня перед шатром Йавенира. Купол из желтого шелка возвышался над остальными на несколько локтей, пусть и оставаясь – несмотря на свои размеры – лишь заменителем истинного Золотого Шатра. Тот, истинный, стоял в Кох Дален, посреди Великих степей, в центре царства Вольных Племен, было в нем триста ярдов диаметра, и состоял он из нескольких соединенных друг с другом шатров, изукрашенных милями драгоценнейших тканей в цветах от бледной желчи липового меда до темной, агрессивной оранжевости, какой цвет можно встретить на головах степных гадюк. Здешняя конструкция по сравнению с тем, истинным, выглядела словно невольничий шатер.

И все же сердце се-кохландийских племен билось именно в этом месте.

Сын Войны соскочил с седла, остановившись перед растянутым на земле красным шнуром.

– Ких Дару Кредо молит об аудиенции у Отца Войны, Десницы Галлега, Владыки Гроз.

Унижение имело горький привкус. Он, один из пяти сильнейших людей Степей, должен докладываться, словно простой слуга, и ждать, пока один из мрачных стражников войдет внутрь и сообщит Йавениру о его присутствии. И все это на глазах у сотен Наездников Бури, готовящихся вокруг шатра к битве. Ни один из них не смотрел на него открыто – взглядывали быстро, уголком глаза, но все равно легонько посмеивались, будто бы собственным мыслям, и специально прохаживались рядом, разговаривая вполголоса. Всадники знали, что милость Отца уже не почиет на его Сыне, а поскольку были они гордостью Вольных Племен, то и позволяли себе побольше остальных.

Да. Горький привкус. Он чувствовал его на языке и нёбе, словно кто-то угостил его настойкой на полыни.

Комок желчи подкатил к горлу, когда из шатра вышла светловолосая невольница.

– Сколько? – спросила она легко, а он в первый момент не понял, о чем она, будучи занятым размышлением о том, сколь многие среди окружавших его воинов заметили, что Йавенир выслал к нему невольницу.

– Сколько?.. – И потом вспомнил поручение старого гриба. – Где-то пять сотен. Они потеряли пять сотен колесниц.

На миг казалось, словно бы она прикидывала, будто – Кулак Молний! – от нее зависело, удовлетворителен ли этот ответ.

– Отец выслушает твой доклад. – Она отошла все же в сторону.

Йавенир посвятил ему несколько минут, сидя на волчьей шкуре, брошенной прямо на землю. Что означало, что ему, Ких Дару Кредо, пришлось преклонять пред ним колени, поскольку во время аудиенции голова Сына не может находиться выше головы Отца.

Существовали сотни способов согнуть непокорную выю, и Дару Кредо теперь казалось, что нынче придется испытать их все.

– Хорошо. Но в следующий раз тебе не удастся так легко оттянуть колесницы от каравана. Нынче тебе придется вести битву у стены бронированных фургонов, под градом стрел. Ты уже послал людей в атаку?

– Да, Отец. Следующие пять Крыльев.

– Хорошо. Насколько быстро идет обоз?

– Не быстрее марширующего человека.

– Многовато их, верно? Это хорошо. Слишком много фургонов, слишком мало опытных возниц. Не могут ехать быстрее, поскольку столь большой караван трудно контролировать и охранять одновременно. Когда одна сторона замедлится, вторая пойдет быстрее, и строй разорвется.

– Понимаю, Отец.

– Это хорошо, – вождь Вольных Племен задумчиво кивнул. – Мои жереберы говорят, что нынче дождя не будет. Пыль все время станет закрывать поле битвы.

– Да, Отец. Я отдам приказы.

Йавенир снова покивал:

– Хорошо. До заката солнца осталось где-то три часа. Тебе нужно уничтожить еще пять сотен колесниц, – сказал он негромко, улыбаясь в притворной радушности. – Поспеши, мой Сын.

* * *

Больно-больно-больно…

Дыхание становится невыносимой мукой, крюки превращаются в раскаленные до белизны клыки диких тварей, что вцепились в грудь и спину, пытаясь разорвать ее в клочья. Каждый вдох только дразнит их, провоцирует к следующим нападениям. Каждое дрожание мышц, судорожное, порой непроизвольное движение отзывается огнем в ранах, дергает внутренности, втыкает раскаленные клинки между ребрами.

У Кей’лы закрыты глаза, сцеплены изо всех сил зубы, ладони сжаты в кулаки столь сильно, что ногти, должно быть, проткнули кожу.

Она не станет кричать.

Она не станет смотреть.

Не на тот десяток округлых предметов, раскиданных вокруг ее треноги, словно брошенные шаловливыми детьми мячи.

Несмотря на сжатые веки, перед глазами Кей’лы все еще стояли всадники, возвращающиеся с первой битвы. Победившие, смеющиеся, перешучивающиеся. Даже те из них, кто, истекая кровью, покачивался в седлах, ехали с довольными лицами. За ними, на подступах к каравану, осталось несколько сотен колесниц, разбитых, поломанных, лишенных упряжек. Волна, пытавшаяся контратаковать, внезапно повернула и помчалась в сторону бронированных фургонов, словно бы в поисках защиты в их тени. Заметив это, лагерь за ее спиной взорвался криками и смехом, что жгли ее душу, словно капли кипящей смолы. Племена Ких Дару Кредо рассчитывались за ночной бой при рампе, а когда на стороне верданно не оказалось неожиданности, конница с легкостью победила их.