Новогодняя коллекция детектива - Татьяна Устинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если он тут и появляется, – сказал Алекс, – то надолго не задерживается.
– Соседки говорили, Татьяна полгода назад ремонт делала, – хмуро заметила я. – Не похоже. Такие обои еще во времена моего детства считались раритетом. Правда, трубы в ванной не так давно красили… вот и весь ремонт.
– Линолеум, – отозвался Алекс.
– Что? – не поняла я.
– Линолеум в кухне недавно перестелили.
Я бросилась в кухню: так и есть. Линолеум радовал глаз веселеньким рисунком. В остальных комнатах пол был из крашеных досок.
– Что ты об этом думаешь? – шепотом спросила я.
Алекс пожал плечами:
– Дом старый, иногда линолеум приходится менять.
– Через несколько дней после убийства Виолы? Вдруг они пытались что-то скрыть? Следы крови на полу, к примеру?
– Яна, какая кровь? Не забывай, как погибла Виола.
– Но…
– Ладно. Сиди здесь.
Алекс отправился в сарай и вскоре вернулся со здоровенной железкой, кажется, называется это «гвоздодер».
– Что ты собираешься делать? – испугалась я.
– Снять линолеум, естественно.
– А если услышат?
– Постараюсь не шуметь.
Плинтус, удерживающий линолеум, был приколочен гвоздями, справился с работой Алекс на удивление быстро.
– Давай его в рулончик скатаем, – сказал он.
Оказалось, это не так просто. Одно хорошо: в той части кухни, что ближе к порогу, никакой мебели. Не пришлось ее передвигать. Под линолеумом был деревянный пол, такой же, как во всем доме. Мы добрались примерно до середины, когда заметили люк в подпол. Люк заколочен, кольцо, использовавшееся вместо ручки, срезано. Видимо, подполом давно не пользовались. Алекс, к моему удивлению, стал рассматривать люк очень внимательно.
– Взгляни, – сказал он. – Гвозди кто-то вытаскивал, а потом заколотил вновь, следы остались.
Присмотревшись, я с ним согласилась.
– Что там, по-твоему? – вновь переходя на шепот, спросила я.
– Сейчас увидим.
Один за другим Алекс вытащил здоровенные, длиной в мою ладонь, гвозди. Сердце вдруг испуганно забилось. Непонятный страх обволакивал, словно сам воздух в кухне был пропитан им. А между тем Алекс уже поднял крышку. Снизу потянуло сыростью. Под ногами глубокая яма, никак не меньше двух с половиной метров. «Могила», – бог знает с какой стати подумала я.
– Где-то должен включаться свет…
– У меня есть фонарик.
Алекс достал фонарь из рюкзака и осветил подвал. Одна стена кирпичная, три земляные, но земля оказалась твердой, точно камень. Слева углубление в стене, обшитое деревянными рейками, там, наверное, картошку хранили. Одна странность – сверху зачем-то положили доски. Получилось что-то вроде нар. Справа стол на трех ножках, а может, полка для банок.
– Фундамент здесь ленточный, – заговорил Алекс о вещах, недоступных моему пониманию.
– Что это значит?
– Когда дом строили, обошлись без котлована, то есть подпола изначально не было. Но он понадобился, и вырыли эту яму. Чтобы не осыпалась, сделали каменную кладку, но почему-то только с одной стороны, хотя, чего мудрить, и так держится.
Он продолжал говорить, а я таращила глаза, чувствуя, как сдавило сердце. Что-то было не так, но что именно, я не понимала. И тут точно озарение. Картина Виолы: мрачная яма, слева нары, справа стол…
– Что с тобой? – хватая меня за плечи, спросил Алекс.
– Это… это место, где ее держали, – срывающимся голосом пробормотала я.
Он нахмурился, не сразу поняв, о чем я, и тут же выругался:
– Черт…
Лестницы в подпол не было, но Алекс легко спрыгнул вниз, прихватив фонарик. Теперь, когда он стоял там, видно было, что подпол совсем маленький. Метра два в ширину и чуть больше в длину. Могила. Он осветил стену над нарами.
– Ничего нет. Но стена в этом месте неровная, надпись могли сбить.
Луч света упал на каменную кладку, я увидела металлическую скобу, торчавшую из стены. На картине здесь была цепь.
– Уходи оттуда, – заикаясь, попросила я и резко обернулась. Мне показалось, за спиной кто-то стоит. Кухня была пуста, но это не успокоило. – Уходи оттуда! – почти закричала я. Алекс, взгромоздившись на стол, быстро выбрался из ямы. Захлопнул люк.
– Яна, посмотри на меня. – Голос его звучал точно издалека. – Она не могла быть здесь. Ты понимаешь? Не могла. Это невозможно.
Алекс прав, Виолу не могли держать в этом подполе. Поднявшись по лестнице, она оказалась в лесу. В лесу, а не в доме. В каком бы состоянии Виола ни находилась, но одно несомненно: спастись ей удалось только потому, что, вырвавшись из ямы, она оказалась на свободе. Никаких дверей и замков. Будь иначе, он настиг бы ее…
Не помню, как мы покинули дом, в себя я пришла возле озера. Дети плескались в воде, оглашая криками всю округу, и это вернуло к действительности.
– Надо звонить в полицию, – пробормотала я, понимая всю нелепость подобного решения.
– И что мы им расскажем? Вломились в дом к старушке и нашли у нее подпол?
– Картина Виолы… она видела именно это место… с этим ты спорить не будешь.
– Не буду, – кивнул он. – Это или очень похожее.
– Но как это возможно?
– Пока не знаю. Где в настоящий момент находится наша старушка?
– Санаторий «Гудок».
– Заглянем в Интернет и выясним адрес.
Мы направились к дому Алекса. По дороге я смогла успокоиться, однако путаница в мыслях все еще присутствовала. Виолу после похищения держали где-то в лесу, но на картине она изобразила подпол Татьяны. Мало того, описание, данное ею в полиции, полностью совпадает с изображением на картине. Не хватает лишь нацарапанных имен и железной цепи. Зато есть скоба, на которую эту цепь, возможно, крепили. У меня было лишь одно объяснение: Татьяна все эти годы покрывает маньяка. Держать девушек в такой близости к людям он счел опасным и вырыл похожую яму в лесу… Но почему Татьяна ему помогала? Кто он ей? Сын погиб в тюрьме, других родственников нет. Боялась за свою жизнь? Но где гарантия, что он не разделается с ней в любой момент? Нет, ее молчание может быть лишь добровольным.
Когда мы оказались в доме, я рассказала Алексу о своих сомнениях.
– Думаю, ты права. Виола водила с Татьяной дружбу, а ее любопытство мне хорошо известно. Допустим, она обратила внимание на подпол…
– И решила в него заглянуть? С какой стати?
– Что-то в поведении старухи ее насторожило.
– Надо бы узнать, что делала Татьяна в то утро, когда Виола исчезла.