Сто дней во власти безумия. Руандийский геноцид 1994 г. - Иван Кривушин

Да, [их] несколько десятков, может быть, несколько сотен, ибо я увидел одну сотню. Я не знаю, есть ли другие в том же самом массиве. обратился к командиру этой маленькой французской колонны. Он сказал ему: “Увезите нас”. “Я не могу”, – ответил ему французский офицер. “Нас здесь всего двенадцать человек в трех джипах. Но теперь мы знаем, что вы здесь, и тот факт, что мы здесь побывали, может быть, успокоит ситуацию”.

…во время этой краткой встречи произошла удивительная вещь. Машина с руандийскими военными или милиционерами проехала по дороге перед этими тутси. И никто не пошевелился ни с той, ни с другой стороны. Может быть, из-за присутствия здесь не большого французского подразделения, которое, повторяю, символическое».

В вечернем репортаже Буабувье указал на одну деталь – среди тутси, которых обнаружили французы, была только одна женщина. «Другие не умели быстро бегать, – передал журналист слова уцелевших, – и были убиты»[1652].

В статье в «Le Figaro» от 29 июня Сент-Экзюпери добавил к рассказу Буабувье несколько подробностей[1653]. Он процитировал слова Нзабихиманы: «…милиционеры и солдаты пришли напасть на нас и подожгли поля, чтобы оставить нас без пищи. Они разделились на три группы и окружили нас», а также его утверждение, что «трупы повсюду». Когда Дюваль потребовал доказательств, тутси подвели французов к яме с несколькими десятками тел. Один молодой тутси в ярости показал пальцем на Твагирайезу и заявил, что тот – предводитель интерахамве: «Он убил мою сестру и моего брата. Я его знаю, он мой учитель». На обратном пути Дюваль спросил у Твагирайезу: «Итак, ты руководитель милиции?» Тот сделал вид, что не понял французского языка. «Я предупреждаю тебя, – сказал Дюваль, – я знаю, что ты понимаешь мои слова. Тогда я скажу тебе еще раз, и ты постараешься этого не забыть: если ты снова начнешь, это будет очень, очень плохо. Понял?»[1654] Сент-Экзюпери привел также слова Дюваля, сказанные на прощанье тутси, которые умоляли военных не бросать их: «Мы не можем ничего сделать. Вам нужно продержаться еще два-три дня. Мы вернемся, теперь известно, где вы находитесь»[1655]. Слова Дюваля о «двух-трех днях» подтверждают и уцелевшие тутси: « сказали нам выйти из убежища. Они посоветовали нам выйти на открытые места, где они могли бы легко собрать нас во время спасательной экспедиции. Но французы заявили, что им необходимы подкрепления, и оставили нас. Они пообещали вернуться через три дня»[1656].

По свидетельству Сент-Экзюпери, французские солдаты были потрясены тем, что они увидели. Дюваль признался ему: «Я много видел, но это…» Подполковник, однако, знал, что не следует строить иллюзий: «До того как мы сможем вмешаться здесь, в Бисесеро, еще по крайней мере 2 тыс. беженцев будут убиты». Он не скрывал, что груз ответственности за последствия ляжет на людей из генерального штаба, которым он сообщил о случившемся: «Им принимать решение. Если отправиться сюда защищать тысячи этих людей, за которыми охотятся, как за дикими зверями, тогда поневоле встанешь на одну сторону и рискуешь настроить против нас всю милицию и все местные власти. Мы готовы. Мы выполним приказ. Но готовы ли к этому в Париже?»[1657]

Так же полагал и Буабувье, написавший в конце своего первого репортажа о встрече с тутси в Бисесеро: «Теперь, вероятно, французский генеральный штаб должен думать, что делать – защищать, эвакуировать или что-то другое. Очевидно, есть несколько возможностей»[1658].

Однако французское командование не воспользовалось ни одним из вариантов, указанных Буабувье. Оно не сделало ничего. Почему? Парламентская комиссия, попытавшаяся выяснить этот вопрос, зашла в тупик, поскольку начальники Дюваля – Розье и Лафуркад – и тогда, и позже отрицали, что тот информировал их о ситуации с тутси в Бисесеро[1659]. Они будто бы ничего не знали о ней, несмотря на репортажи Буабувье по МФР 28 июня.

Свидетельство Сент-Экзюпери, однако, доказывает, что Дюваль передал информацию о произошедшем из Кибуйе в Париж вечером 27 июня. Хотя «первый отчет» Дюваля не сохранился, его содержание, очевидно, было очень близко или даже идентичным содержанию «второго отчета», который он представил командованию 29 июня:

«В секторе Бисесеро мы встретили сотню беженцев тутси в горах. Они неожиданно появились на тропинке, увидев машины французских военных. Их было примерно две тысячи, прячущихся в лесах. По их словам, охота на тутси ведется каждый день армейскими подразделениями, жандармерией и милицией, которые руководят населением. Они показали нам трупы убитых вчера и сегодня и раненого ребенка, свидетеля дневных боев. У них крайняя нехватка продовольствия, санитарных средств и лекарств. Они прямо обвинили местные власти в Кибуйе в причастности к этой охоте на людей.

Они надеются на нашу немедленную защиту и отправку в какое-то безопасное место. Я не смог просто пообещать им, что мы вернемся и что гуманитарная помощь скоро прибудет. Там крайне опасная ситуация, которая приведет к резне, если не задействовать какую-нибудь гуманитарную структуру или не найти какое-то средство остановить эту охоту на человека»[1660].

По всей видимости, «первый отчет» Дюваля был проигнорирован его начальниками, ибо он не соответствовал или, более того, разрушал сложившуюся в их головах картину событий в Руанде, важной частью которой были просочившиеся через линию фронта боевики РПФ, нападающие и убивающие мирных крестьян хуту. Результатом стала новая трагедия.

Учитель Твагирайезу, вернувшись в Мугубу, сообщил руководителям местной милиции о встрече французского отряда с беженцами, а рано утром следующего дня отправился на мотоцикле в Гишьиту проинформировать о ней бургомистра Сикубвабо. После этого 28 и 29 июня в огромной спешке, чтобы успеть завершить «работу» до возвращения французских военных, интерахамве, возглавляемые Сикубвабо, устроили масштабную охоту на тутси. В течение этих двух дней выстрелы из тяжелых орудий в Бисесеро были слышны в Гишьите, и было много жертв. «Интерахамве убивали днем и ночью, – вспоминает один из уцелевших, – и когда французы вернулись, нас осталось всего 1200 или 1300. На самом деле, интерахамве не знали точного числа живых, пока мы не вышли из наших убежищ, думая тогда, что французские военные пришли спасти нас; именно с того дня налеты на нас участились»[1661].