Жуков. Маршал на белом коне - Сергей Михеенков

Константинов[161]. № 256».

Как покажут дальнейшие события, Жуков не ошибся.

Дар предвидения, о котором говорят многие биографы полководца и журналисты, — это, конечно же, не некие экстрасенсорные способности, которые порой открываются в человеке. Жуков свои прогнозы выстраивал на основе тщательного и всестороннего изучения обстановки, данных армейской, агентурной и авиационной разведок, разговоров с бойцами на передовой, с командирами рот и батальонов, с командующими армиями и фронтами. Не раз ползал под пулями, чтобы посмотреть через нейтральную полосу, как ведёт себя противник. И делал это не ради рисовки перед своими подчинёнными и не «на камеру», как говорят сейчас. Ему, как опытному зверю, необходимо было понюхать ветер с той стороны, чтобы почувствовать силу другого зверя, с которым предстояло схватиться…

Сталин долго колебался перед тем, как принять решение: преднамеренная оборона, на которой настаивал Жуков, или наступление, упреждающий удар, о чём, словно сговорившись, твердили все командующие фронтами…

Из «Воспоминаний и размышлений»: «В середине апреля Ставкой было принято предварительное решение о преднамеренной обороне. Правда, к этому вопросу мы возвращались неоднократно, а окончательное решение о преднамеренной обороне было принято Ставкой в начале июня 1943 года. В то время фактически уже стало известно о намерении противника нанести по Воронежскому и Центральному фронтам мощный удар с привлечением для этого крупнейших танковых группировок и использованием новых танков “тигр” и “пантера” и самоходных орудий “фердинанд”.

Главными действующими фронтами на первом этапе летней кампании Ставка считала Воронежский, Центральный, Юго-Западный и Брянский. Здесь, по нашим расчётам, должны были разыграться главные события. Мы хотели встретить ожидаемое наступление немецких войск мощными средствами обороны, нанести им поражение, и в первую очередь разбить танковые группировки противника, а затем, перейдя в контрнаступление, окончательно его разгромить. Одновременно с планом преднамеренной обороны и контрнаступления решено было разработать также и план наступательных действий, не ожидая наступления противника, если оно будет затягиваться на длительный срок.

Таким образом, оборона наших войск была, безусловно, не вынужденной, а сугубо преднамеренной, и выбор момента для перехода в наступление Ставка поставила в зависимость от обстановки. Имелось в виду не торопиться с ним, но и не затягивать его».

Армии и фронты начали зарываться в землю. Как рассказывали фронтовики, участники битвы на Орловско-Курской дуге, перед дракой им пришлось основательно, до кровавых мозолей, поработать — отрывали окопы, траншеи, строили блиндажи, пилили лес, укрепляли ходы сообщения и землянки, накатывали свежие настилы, меняли сваи на мостах, усиливали их, создавали ложные аэродромы, артиллерийские позиции, строили макеты танков.

Судя по документам, опубликованным в разное время исследователями Курской битвы, о предстоящей широкомасштабной операции знали обе стороны. И всё же и работы по строительству обороны, и передвижение, и концентрацию войск, боевой техники сохраняли в строжайшем секрете.

В эти дни произошёл такой эпизод. Жуков отправился в штаб Степного фронта, к Коневу. Александр Бучин вспоминал: «Когда мы подъехали на двух “виллисах” к шлагбауму, одуревший от жары и езды Минюк неожиданно гаркнул часовому: “Подымай! Маршал Жуков едет!” Красноармеец у шлагбаума, однако, потребовал предъявить удостоверение. На глазах группы встречающих Жуков молча протянул документ. Солдат не только прочитал его, но и отвернул ворот кожаной куртки Жукова. Увидев маршальский погон, пропустил. Жуков громко поблагодарил за службу и, сняв с руки часы, подарил часовому».

Чтобы обеспечить успех нового грандиозного наступления, немцы сосредоточили против Курского выступа группировку, насчитывавшую до 50 дивизий, из них 18 танковых и моторизованных, две танковые бригады, три отдельных танковых батальона и восемь дивизионов штурмовых орудий, общей численностью, согласно советским источникам, около 900 тысяч человек. Руководство войсками осуществляли командующий группой армий «Центр» фельдмаршал Клюге и командующий группой армий «Юг» фельдмаршал Манштейн.

Соотношение сил сторон, по подсчётам отечественных и западных историков, выглядит так: Красная армия выставила против 900 тысяч германских солдат и офицеров 1 миллион 337 тысяч человек; против 2700 немецких танков и САУ — наших 3306; против десяти тысяч орудий и миномётов наших — 20 220 стволов; против 2500 самолётов люфтваффе наших 2650.

Таким образом, даже на стадии подготовки к решающему летнему сражению 1943 года Сталин дал понять и Гитлеру, и всему миру, в том числе и союзникам, которые продолжали затягивать сроки открытия второго фронта в Европе, что позиционную войну Советский Союз в сущности выиграл. Победа же на поле боя — всего лишь вопрос времени.

В дни подготовки к наступательной операции на орловском направлении, которая должна была, по замыслу Ставки, вытекать из оборонительной операции и которая получила кодовое название «Кутузов», Жуков побывал на северном участке Курской дуги. Там с ним произошла вот какая история.

Случилось это 11 июля 1943 года в разгар Курской битвы в полосе обороны Брянского фронта. Командующий фронтом генерал Попов[162] и его оперативный отдел определяли участок для предполагаемого прорыва с последующим вводом в дело танкового корпуса. Жуков, прежде чем отдать приказ Ставки о наступлении, решил лично удостовериться в пригодности местности для танкового манёвра. Машину оставил в лесу в километре от передовой.

Из рассказа начальника охраны Бедова: «Уже у самой передовой сказал: “Теперь вы останьтесь, а я один…” Надо было ему убедиться, что местность для рывка танков выбрана без ошибки. Пополз. Я — за ним. У нейтральной полосы Жуков внимательно осмотрел местность. Вдруг начали рваться мины — видно, немцы заметили нас. Одна — впереди, другая — сзади. “Третья будет наша!” — крикнул Жуков. Я рванулся и накрыл маршала своим телом. Мина разорвалась в четырёх метрах, к счастью, на взгорке — осколки верхом пошли. Но взрывом нас здорово тряхнуло — мы оба были контужены. Георгий Константинович потерял слух на одно ухо. Осмотревший его в Москве профессор сказал, что надо лечь в госпиталь. “Какой госпиталь! Будем лечиться на месте”, — ответил Жуков».