Дневник черной смерти - Энн Бенсон

— Ах, мадам, у меня просто дыхание перехватило, потому что вы по-прежнему прекрасны. Наверно, мне не следовало удивляться этому.

— Чистое везение, — ответила она, по-девичьи залившись краской. — Время пощадило меня, да и отец научил, как поддерживать здоровье, и я старательно следую его советам. Даже сейчас, когда его больше нет.

— О господи! Я не решаюсь спросить…

— В прошлом году у него случился удар.

— Мне очень жаль. Он был замечательный человек.

Она снова улыбнулась и кивнула.

— Хорошая смерть, если это слово здесь уместно. Хотелось бы и мне уйти так же быстро.

— А ваш сын, как он поживает?

— Хорошо, с уверенностью могу сказать. Он живет со мной, не так далеко отсюда.

Чосер не знал, как сформулировать следующий вопрос, учитывая то, как необычно сложилась их жизнь.

— И чем он… занимается?

— Изготавливает мебель и другие вещи из дерева. С безупречным мастерством.

— В таком случае вам есть чем гордиться. Но вы никогда… В смысле, вы не…

— Вышла снова замуж? — Она рассмеялась. — Нет. Чтобы быть хорошей женой, нужно оставить семью, а у меня не было такого желания. Вы знаете, что собой представляет моя семья, и, уверена, понимаете меня. — Она опустила взгляд, как бы под наплывом воспоминаний. — А как ваша жена? До нас доходили слухи, что она прекрасная женщина.

— Скончалась семь лет назад. — Теперь настала очередь Чосера повесить голову. — Наш брак нельзя было назвать идеальным, но то, что говорилось насчет нее, истинная правда — она была добрая, славная женщина. Если у нас что и не сложилось, это целиком моя вина. Да простит меня Бог, время от времени в моем сердце оживал образ другой. Слишком часто, должен признаться. — Он поднял голову и посмотрел в глаза Кэт. — Мне так и не удалось избавиться от этого наваждения.

— Я тоже сделаю вам признание — вы всегда жили в моем сердце. И в моих молитвах, как я и обещала.

— По-видимому, эти молитвы обладают великой силой, поскольку жизнь ко мне благосклонна.

— До нас доходили слухи о ваших успехах, новых назначениях, рыцарском звании… о ваших прекрасных произведениях! Должна признаться, я прочла все, что мне удалось заполучить. — Она наклонилась к нему, блестя глазами. — Правда-правда, мой лорд Чосер, ваши «Кентерберийские рассказы» сильно взволновали меня! И, думаю, нет нужды объяснять почему. А ваша Мещанка из Бата! Вы превосходно схватили ее характер. Конечно, в вашем изложении она болтает много лишнего, согласитесь! Но она изумительное создание, по-житейски мудрое и достойное подражания.

Насладившись ее восторгом, Чосер спросил:

— А «История лекаря»? Что вы думаете о ней?

Последовала пауза.

— Я предпочла бы лучший конец, хотя он мало отличался бы от того, что на самом деле произошло с рыцарем в нашем путешествии. Он так и не рассказал нам, как умерла его дочь, и мы никогда не добивались от него правды. Это было бы жестоко, так нам казалось. Однако ваш лекарь… убить собственную дочь, чтобы таким образом уберечь ее от позора! Его, похоже, обошла милость Божья. Мне кажется, это… чересчур.

Чосер пустился в объяснения.

— Иногда требуется преувеличение, для драматичности. Я описал то, что казалось худшим из всех возможных вариантов развития событий, молясь, чтобы Господь оказался лучшим творцом.

— Ну, ваши молитвы определенно имели власть если не над жизнью бедного рыцаря, то, по крайней мере, над моей.

Помолчав, Кэт вытащила из складок плаща толстую тетрадь и протянула Чосеру. Тот бегло осмотрел ее и устремил на Кэт полный любопытства взгляд.

— Мой отец на протяжении многих лет вел дневник. Он оставил его — ненамеренно — в доме матушки Сары, когда мы убегали после первой волны «черной смерти». Он клялся, что дневник по-прежнему там и дочь Сары просто скрыла, что он у нее, когда отец виделся с ней во время второй волны. Не знаю, правда ли это, но, как вы помните, он не был человеком, склонным к пустой болтовне. — Кэт кивнула на тетрадь. — То, что вы держите в руках, — дневник, который вела его жена, начиная с момента, как он отправился вызволять меня, и заканчивая несколькими месяцами до ее смерти.

— Так он женился… Счастлив слышать это!

— Да. Она была той самой дамой сердца, которую он покинул, когда уехал из Парижа, чтобы освободить меня. Они с Филоменой прожили прекрасную жизнь. Она тоже была лекарем. Кроме любви, их роднило еще и это.

— Женщина-лекарь! — удивленно воскликнул Чосер.

— Да. Она тоже была ученицей де Шальяка, хотя он скрывал это.

— Выходит, они были созданы друг для друга.

— Поистине. — Кэт снова кивнула на тетрадь. — Тут есть грустные места, но он любил ее всем сердцем, и это был во всех отношениях счастливый союз. Здесь описано все, включая то, что произошло, когда мы в последний раз покидали Англию. Я хочу попросить вас взять дневник с собой и отдать дочери Сары или, если той уже нет в живых, дочери ее дочери. Если же вы не найдете никого из них, оставьте его себе в знак моей вечной дружбы. Я читала этот дневник тысячу раз и помню каждое слово, так что не буду страдать от его отсутствия. Попросите ту Сару, которая там окажется, скопировать его в дневник моего отца, если он все еще существует.

— Можно взглянуть? — спросил Чосер.

— Пожалуйста, читайте, если есть такое желание. У нас еще уйма времени — мне нужно вернуться до наступления темноты, а не то Гильом забеспокоится.

Чосер осторожно переворачивал страницы, читая отдельные отрывки; Кэт с интересом наблюдала, как менялось выражение его лица по мере того, как перед ним проходила жизнь Алехандро Санчеса, описанная его любящей, преданной женой во Христе, Филоменой де Фелицией.

«Наша прекрасная дочь благополучно подрастает. Она только-только начала говорить, но мой муж настаивает, чтобы она учила все языки, которые мы знаем, причем начала немедленно, хотя она еще едва ходит! Сейчас самое время, говорит он, сейчас она будет просто впитывать их. Итак, мы говорим с ней на французском, на бретонском, на латыни вперемежку с греческим, на английском и, конечно, на иврите. Это просто чудо — что она вообще может говорить, учитывая, сколько слов он каждый день обрушивает на нее…»

— Дочь! Потрясающе! Как ее зовут?

— Мериелла. Их маленький черный дрозд.

— Чудесно.

Чосер снова углубился в чтение.

«Гильом такой прекрасный молодой человек! Мы не устаем дивиться тому, как он взрослеет и развивается. И все же есть в нем что-то такое, какая-то тяга к уединению, может быть, которая заставляет его не подпускать никого слишком близко к себе. Алехандро думает, что какую-то темную часть его души не отпускает тревога: вдруг его снова увезут от семьи или кого-то, кого он любит, отберут у него. Я каждый день молюсь, чтобы он поборол эти чувства, если они на самом деле владеют им».