Фаза боя - Владимир Добряков

— Ричард Карпентер до пострига был командиром батальона морской пехоты. Пять лет он служил в Африке в составе сил умиротворения.

Теперь понятно, откуда отец Ричард так хорошо знает, как страшен черт. Он насмотрелся там на одержимых злой силой местных вождей, князьков, царьков и фюреров всех мастей.

На другой день мы садимся в поезд «Афины — Шанхай» и занимаем четыре двухместных купе. Степан Олонецкий тоже решил проводить нас. Едем через всю страну. В пути мы тренируем Сергея на ноутбуке. Впрочем, это уже от вынужденного дорожного безделья. Он достаточно хорошо освоил свою работу. Если всё пойдёт, как мы замыслили, «прорабам» в этой Фазе изрядно придётся поломать себе голову. А чем Время не шутит, возможно, эта Фаза окажется еще одной, о которую они сломают себе зубы.

Чем ближе к Уралу, тем явственнее ощущается дыхание осени. Пассажиры поезда начинают утепляться. К завтраку Виктория выходит в белой блузке с длинными рукавами, поверх которой надет длинный жилет из розовой замши. На ножках те же розовые ботфорты и облегающие брючки до колен из белой кожи. Соответственно переодеваются Степан Олонецкий и Сергей. Мы остаёмся в летней одежде. Потерпим. Ни к чему обременять себя лишним багажом.

На пятый день поезд останавливается у перрона Красноярского вокзала. Там нас ожидает сюрприз. Нас встречают Веста Медичи и Иржи Лукаш. Они решили посмотреть, как будет открыт переход и как мы по нему уйдём.

—Ничего интересного вы не увидите, — смеётся Анатолий. — Возникнет небольшое марево, мы шагнём в него и исчезнем.

—Всё равно интересно, — не сдаётся Веста. — Вы-то уже привыкли, а мы увидим первый раз. И, скорее всего, последний.

Она тоже одета по-осеннему. Кроме коротких брючек на ней просторный плащ из тонкой кожи. И всё это сверкает серебром.

Мы берём напрокат микроавтобус и через час добираемся до места назначения. Зона перехода расположена на высоком берегу Енисея. Анатолий, покопавшись с установкой, сообщает, что переход будет открыт завтра утром, в девять часов. Сейчас полдень, придётся здесь заночевать.

Мы разбиваем лагерь и переодеваемся. Сразу же между нами и провожатыми как бы пролегает невидимая черта. Мы — в камуфлированных комбинезонах и высоких армейских ботинках. Они — в ярких костюмах и ботфортах. За эти несколько месяцев, что мы провели в этой Фазе, мы привыкли к такой одежде, и она стала для нас нормой. Теперь я понимаю, какими «белыми воронами» мы предстали перед Степаном Олонецким и его дочерью во время первой нашей встречи.

Сергей с Петром вооружаются рыболовными снастями, спускаются к Енисею и через три часа обеспечивают нам роскошный ужин. Мы разводим костёр, Степан Олонецкий достаёт две бутылки коньяка. Прощальный ужин затягивается за полночь. Он продолжался бы и до утра, но Лена протестует:

—Нет, братцы, давайте-ка на боковую. Одному Времени известно, куда нас завтра занесёт.

Замечание вполне резонное. Мы соглашаемся и укладываемся спать. У костра остаются сидеть Сергей с Викторией.

Наутро, пока женщины готовят завтрак и варят кофе, Анатолий готовит переход. За полчаса до его открытия мы уже стоим собранные, упакованные, готовые в путь.

—Внимание! — объявляет Анатолий. — Минутная готовность!

Мы прощаемся со Степаном, Викторией, Вестой и Лукашем. Последним я прощаюсь с Сергеем.

—Удачи тебе, парень. Верю, ты справишься.

—Серёжа, — говорит подошедшая Лена, — мы тебя всему научили, теперь всё зависит только от тебя. Прошу об одном: будь предельно осторожен, не натвори глупостей. Помни, «прорабы» — враги коварные и жестокие. Они не остановятся ни перед чем.

У открывшегося перехода нас уже ждут товарищи. Колышется привычное марево. Веста снимает сцену перехода на видеокамеру.

—Прощайте, друзья, и будьте счастливы! — говорю я, направляясь в переход.

—Прощайте и вы, — отвечает за всех Степан Олонецкий. — Удачи вам!

Бросаю последний взгляд на Сергея, с которым мы никогда больше не встретимся. Он стоит, опустив голову и ковыряя траву носком сапога. Уж не чувствует ли он сейчас себя предателем по отношению к нам? Зря, если так. Еще неизвестно, кому придётся тяжелее. Опершись на его плечо, рядом стоит Виктория. По лицу её текут слёзы.

Мой финиш — горизонт — по-прежнему далёк,

Я ленту не порвал, но я покончил с тросом, —

Канат не пересёк мой шейный позвонок,

Но из кустов стреляют по колёсам.

B.C. Высоцкий

И куда же нас занесло на этот раз? Первой в голову приходит мысль: мы опять попали в Темпоральный Куб «прорабов перестройки». Такой же флуоресцирующий туман, такая же гладкая поверхность под ногами и такое же мёртвое безмолвие. Но там поверхность была как матовое стекло. А здесь, кажется, асфальт или бетон салатового цвета. Но в любом случае это искусственное образование. Туман плотный, за двести метров ничего не видно. Впрочем, и видеть-то нечего. Вокруг такая же плоская равнина. Идеально плоская, словно её тщательно обрабатывали, используя уровень. А вот и еще одно отличие от Темпорального Куба. Анатолий сообщает:

— Переход имеем в трёх километрах отсюда.

Это уже лучше. В этой Фазе нам задерживаться нет никакого смысла. Да и Фаза ли это, еще вопрос. Идём в указанном направлении. Лена, идущая впереди, внезапно останавливается. Салатовый «асфальт» под ногами меняется на лиловый. Меняется резко. Впечатление такое, что вся поверхность здесь разделена на разноцветные поля. Более того, так же резко меняется и тон свечения тумана. Кстати, туман ли это? Нет, пробы показывают, что в воздухе какие-либо примеси отсутствуют.

Поколебавшись немного у границы салатового и лилового цветов, мы переходим в лиловую зону. Не успеваем сделать и десятка шагов, как туман начинает светиться интенсивнее, а плоскость под ногами колеблется. Мне слышится громкий злорадный смех. Но осмыслить, не показалось ли мне это, я не успеваю.

Мы стоим на окраине горящего села. В нем было полсотни, а может быть, и больше глинобитных домов. Было, потому что большая часть этих домишек сейчас горит, застилая небо густым черным дымом. Меньшая часть развалена. По ним проехались танками. Из рубчатого, глубоко врезавшегося в грунт танкового следа торчит босая нога. Где всё остальное, определить нет возможности. А вон и сами танки, стоят на другом краю села. Большие черные машины напоминают американские «Шерманы» времён Второй мировой войны. На башнях и на броне сидят танкисты в черных комбинезонах. Они хохочут, размахивают руками и передают друг другу фляжки. Расслабляются после работы.

Село было расположено на вершине холма. А под холмом, примерно в километре, видно что-то вроде балки или оврага. Над балкой полыхает зарево и колышется густой черный дым. На краю балки что-то копошится. До нас доносятся громкие крики, отчаянный плач, женский визг. Опускаю щиток шлема и вижу, как группа вооруженных людей в черном загоняет в балку, сталкивает в неё пёструю толпу. Мужчины, женщины, дети, старики. Черные не стреляют. Они цепью, наставив штыки, наступают на толпу. Передние подаются назад, сталкивая задних в балку, где горит жаркое пламя. Прямо-таки иллюстрация к тому, о чем несколько дней назад говорил отец Ричард.