Падение Римской империи - Питер Хизер

С Божьей помощью, к которой, как свидетельствует Евгиппий, имел непосредственное отношение св. Северин, отдельные города Норика смогли какое-то время поддерживать тот образ жизни, который сохранял многое от их прежней «римскости». Здесь необходимо отметить следующее. Одна из тем, звучащих в «Житии св. Северина», решимостью населения оставаться и впредь римлянами даже в большей степени, чем прежде напоминает нам Лондон периода массированных бомбардировок. Другая тема более пессимистична. Чувство опасности и угрозы ощущалось повсеместно. Тот, кто осмеливался выйти за стены даже в полдень, чтобы собрать урожай, рисковал попасть в рабство. Граждане Тибурнии были вынуждены откупиться от готов Валамера ценой почти всего своего движимого имущества, включая старую одежду и милостыню, собранную для бедняков. Гораздо ужаснее то, что целые общины одна задругой уничтожались свирепствовавшими в округе бандами варваров, которые уводили с собой всех тех, кого они решили оставить в живых. Северин пытался предупредить жителей Астурия о надвигавшейся беде, когда он уезжал в Комагену, однако к нему не прислушались, и этот город, на землях которого Северин некогда основал свою первую обитель, в соответствии с пророчеством был разрушен, причем спасся лишь один человек — тот самый, который сообщил в Комагену о случившемся несчастье. Позднее герулы, внезапно напав на Иовиак, разрушили его, а тюринги уничтожили последних обитателей Батавии.

Большинство жителей Батавии заблаговременно укрылись в Лауриаке, еще одном уцелевшем поселении, и форт такого типа стал третьей темой «Жития». Отдаленные места, слишком изолированные и опасные, все больше приходили в запустение. В частности, обитатели Квинтании ушли в Батавию, после чего две общины вместе искали убежища в Лауриаке. Впрочем, и здесь они не оказались в полной безопасности. Что касается ругов, хотя они и были заинтересованы в долгосрочных отношениях, тем не менее рассматривали жителей Норика в качестве объекта эксплуатации. Не довольствуясь лишь взиманием с них дани, разные вожди ругов искали случая переселить большие массы людей севернее Дуная, где они попали бы под их прямой контроль. Северин пресек эти попытки, но это была пиррова победа.

Примерно до 400 г. войска Римской империи защищали территорию между Альпами и Дунаем, в целом сумев не допустить туда те силы, которые концентрировались к северу от реки. С исчезновением этой военной мощи регион в том виде, в котором он так долго существовал, более не мог сохраняться как некая самостоятельная единица. Его населению в будущем предстояло стать важным источником живой силы для целого ряда новых политических образований. Поселения Норика (даже Fliehburgen) были не в состоянии сохранять свою независимость сколь угодно долго; устоявшаяся модель римской провинциальной жизни была обречена на гибель, либо вследствие насильственного слома, либо в результате менее жесткого воздействия извне.

Чтобы все это проявилось, требовалось какое-то время. Св. Северин скончался 5 января 482 г., и на тот момент некоторые города на дунайской границе все еще продолжали существовать. Однако на близлежащей территории многие города уже пали, и те новоявленные общности, которым предстояло в конечном счете превратить эту область в регион, лишенный всего римского, инициировали этот необратимый процесс. Норик как таковой позволяет нам осуществить предметное исследование, создав модель того, что произошло с римской провинциальной жизнью в тех областях, где римское военное присутствие сошло на нет вследствие прекращения финансирования. Провинциалы были далеко не беспомощны, да и «римскость» не исчезла в одночасье. Однако они сами и их образ жизни зависели от того постоянного воздействия, которое оказывала на их регион имперская власть, и, когда это воздействие прекратилось, прежний образ жизни оказался обречен. Норик также предоставляет нам вероятную модель того положения вещей, которое имело место в постримской Британии, где, таким образом, некогда подвластное римлянам население боролось, чтобы выжить в условиях отсутствия защиты со стороны центральной власти, сперва воспользовавшись услугами пришедших извне германских военных отрядов, но впоследствии вступив с ними в борьбу. Это не случилось в одночасье, однако в конечном счете римские виллы и города были разрушены, а их население должно было служить нуждам новых господ: и это были уже не императоры в Италии, а руги в Норике (хотя они воздерживались от прямого насилия) или англосаксонские короли в Британии.

В Норике прощание с имперским прошлым носило своеобразный характер, что было обусловлено стратегическим положением этой провинции, игравшей роль «тихой заводи», наряду с отсутствием богатого и сплоченного элитарного слоя римских землевладельцев, который мог бы рассчитывать на защиту со стороны того, что еще оставалось от империи. В результате римская имперская власть в провинции постепенно как будто испарилась. В старейших и важнейших регионах Западной империи, таких как Галлия и Испания, финал римской имперской системы никогда не обещал стать столь же незаметным событием. Разгром византийской армады поставил крест на мечтах о возрождении, вызванных к жизни воцарением Антемия, однако эти два региона все еще оставались оплотом богатых и могущественных семейств римских землевладельцев. В Италии и в некоторых областях Галлии сохранялось несколько довольно мощных группировок имперских войск наряду с варварскими королевствами, к тому времени уже достаточно могущественными, — прежде всего это королевства вестготов и бургундов. Таким образом, судьба Галлии и Испании не могла повторить судьбу провинций вроде Норика или Британии, где относительный вакуум власти заставил провинциалов бороться за выживание. Напротив, Галлия и Испания стали свидетелями борьбы, пожалуй, слишком многих заинтересованных «партий». Поэтому описание конца имперской власти здесь, безусловно, следует создавать на уровне менее известных нам дипломатических хитросплетений при королевских дворах. Однако благодаря сохранившемуся сборнику писем Аполлинария Сидония это описание получится не менее ярким, чем судьба Норика в «Житии св. Северина».

Одним из первых, кто осознал значение краха предпринятой императором Антемием экспедиции в Северную Африку, был вестготский король Эйрих. Этот младший брат Теодориха II, подкрепившего своим авторитетом власть западноримского императора Авита в далеком 455 г., понял, что мир изменился. Если Теодорих удовольствовался тем, что связал будущее вестготов с римским миром, который, как тогда казалось, был нерушим, и испросил у императора санкцию на власть, то Эйрих был слеплен из другого теста. В 465 г. он организовал переворот, в результате которого Теодорих был убит, а Эйрих захватил власть. Он немедленно направил послов к королям вандалов и свевов, решив отказаться от враждебной по отношению к ним политики своего брата (Hydat. Chron. 238–240). Теодорих состоял в союзе с тем, что осталось от империи, против этих королевств; теперь Эйрих намеревался заключить с ними союз против того, что было некогда империей. Появление Антемия с крупными восточноримскими подкреплениями тотчас же положило конец этим планам, и Эйрих немедленно отозвал своих послов, чтобы не дать вовлечь себя в прямой конфликте вновь возрожденной Западной империей. Однако после разгрома византийской армады стало ясно, что Антемий не сумел стать той силой, которой так боялся Эйрих. Автор «Гетики» кратко резюмирует: «Узнав о частой смене римских императоров, Эйрих, король вестготов, возымел намерение подчинить своей власти галльские провинции» (Iord. Getica. 45. 237). Он понимал, что теперь уже можно было не бояться центральных римских властей. После своего последнего поражения они утратили всякую способность к проведению эффективных военных операций севернее Альп. У Эйриха были развязаны руки, так что он мог преследовать свои собственные, вестготские, интересы.