Блаватская - Александр Сенкевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
„Целых две недели, — говорит он, — смятение чувств мадам Блаватской не позволяло ей работать. Ее вулканический темперамент сослужил ей плохую службу. Письма, заявления, протесты, на которые она тратила всю свою энергию в течение этих двух жутких недель, почти никого из холодной публики, не симпатизирующей ей, не заставили поверить в ее правоту, и не стоит заострять на них внимание. Я заставил ее сменить тон в одном из протестов, чтобы я смог включить его в памфлет, который собирался издать в конце января. Я хотел правильно показать причины ее негодования для того, чтобы она была понята ее близкими друзьями. Ее тон мог вызвать в непосвященном человеке ощущение жажды реванша, готовности к свирепой мести. И только те, кто хорошо ее знал, а это было всего с полдесятка человек из ее близкого окружения, кто уже видел ее в подобных бурных состояниях, были уверены, что если бы ее враги вдруг попали ей в руки, то ненависть ее к ним лопнула бы как мыльный пузырь“.
В заключение данного разговора я хотела бы с вашего разрешения процитировать мое собственное письмо мистеру Синнетту. Оно было опубликовано в его книге „Эпизоды из жизни мадам Блаватской“ и в американской газете. В нем я суммировала свои впечатления о своем пребывании в Вюрцбурге. Я опущу первый абзац, чтобы не повторять то, о чем уж писала выше: „Понаслышавшись различных абсурдных слухов о Блаватской, о том, что она занимается черной магией, мошенничеством и ложью, я пошла к ней с ясным умом и уверенностью, что не поддамся ее оккультному влиянию до тех пор, пока не получу достаточных доказательств, которые бы заставили меня ей поверить. Мои глаза были открыты, и я была честна в своих выводах, здравый смысл не позволил бы мне считать ее виновной без доказательств, но если бы эти доказательства обнаружились, мое чувство собственного достоинства не позволило бы мне остаться в обществе, основоположницей которого является обманщица и трюкачка. Таким образом, я полностью была настроена на исследование и стремление добиться правды.
Я провела несколько месяцев с мадам Блаватской. Мы жили с ней в одной комнате и были вместе утром, днем и вечером. У меня был доступ ко всем ее коробкам и ящикам. Я читала письма, которые к ней приходили и которые писала она сама, и теперь могу открыто и честно заявить, что мне стыдно, что когда-то подозревала ее. Я считаю ее честной и правдивой женщиной, преданной до самой смерти своему Учителю и делу, которому она принесла в жертву свое положение, здоровье и карьеру. Я абсолютно не сомневаюсь, что она приносила эти жертвы, я видела тому доказательства. Некоторые из них подтверждаются документами, и подлинность их несомненна.
С общепринятой точки зрения, мадам Блаватская — несчастная женщина, непризнанная, подозреваемая и обруганная многими. Но если взять более высокую точку отсчета, она обладает необычным даром и никакие оскорбления не могут лишить ее тех способностей, которые ей даны. Она знает границу многих вещей, которые известны только нескольким из смертных, и находится в непосредственном контакте с конкретными восточными адептами.
Принимая во внимание огромные знания, которыми она обладает и которые распространяются далеко за пределы видимой части природы, остается только пожалеть, что все неприятности и суды отвлекают ее от того, чтобы дать миру необходимую информацию в полном объеме. Что она и хочет сделать, если ее оставят в покое.
Даже большая работа, которой она сейчас занята, ‘Тайная доктрина’, наталкивается на препятствия, оскорбительные письма и другие досаждающие факторы, что имело место этой зимой. Нужно иметь в виду, что Блаватская не полностью адепт и не претендует на это, и потому, несмотря на все знания, она также чувствительна к оскорблениям и подозрениям, как и любая другая утонченная женщина, которая бы находилась на ее месте.
‘Тайная доктрина’ будет грандиозной работой. Мне посчастливилось присутствовать при ее рождении, читать рукописи и быть свидетельницей того оккультного пути, по которому она получала информацию.
В последнее время я слышала от людей, считающих себя ‘теософами’, высказывания, которые удивляли и огорчали меня. Некоторые из них говорили следующее: ‘Если бы было доказано, что махатмы не существуют, то тогда не нужно бы было доказывать истинность теософии’. Такие или похожие рассуждения можно было услышать в Германии, Англии, Америке. С моей точки зрения, они неверны. Во-первых, если б не существовало махатм или адептов — иными словами, личностей, которые в развитии человеческой эволюции смогли соединить свою личность с шестым принципом Вселенной (Вселенной Христа), тогда бы и обучение системе, которая была названа теософией, было ошибочно. Существовал бы разрыв в линии прогресса, который было бы объяснить труднее, чем недостающее звено в теории Дарвина. Они, видимо, забывают, что сами связывают существование Теософического общества с адептами, что без адептов не было бы и самого общества, как и таких работ, а также других ценных теософских публикаций, когда-либо написанных. И если в будущем мы закроемся от махатм и останемся только с нашими собственными источниками, мы вскоре обнаружим, что блуждаем в лабиринтах метафизических размышлений. Нужно предоставить науке и философии возможность продолжать разрабатывать теории, и при получении информации, которая содержится в книгах, теософия пойдет дальше и получит знания от прямого внешнего источника.
Изучение теософии означает практическое развитие, а для достижения развития нужен гид, который знает, чему учить, и который заслужил это звание благодаря спиритическому возрождению.
После всего что уже было сказано в ‘Мемуарах’ мистера Синнетта по поводу оккультного феномена, который рождался в присутствии мадам Блаватской, и каким образом он присутствовал в ее жизни, все время проявляясь, сознательно и бессознательно, мне остается только добавить, что во время моего проживания в ее доме я часто была свидетельницей подобного феномена. В этой области, как и во всех других сферах жизни, главенствовать должно умение быть осмотрительным и способность оценить по достоинству то, что действительно ценно“[440].
…Помимо многих других частых свидетельств того, что Блаватская получала в своей работе помощь и руководство свыше, было и еще одно, которое время от времени попадалось мне на глаза.
Частенько на ее рабочем столе я находила листок бумаги с непонятными для меня каракулями, нарисованными красными чернилами. На вопрос, что они означают, она отвечала, что они изображают график ее работы на день. Это было еще одно дополнительное свидетельство так называемых „посланий свыше“, которые так жарко обсуждались даже в среде Теософического общества, вызывая бесконечные насмешки. „Красные и синие говорящие послания“ — так справедливо называл их Х. Это процитированное выражение из письма Блаватской, опубликованного в „Пути“. В этом же письме, относящемся к тому времени, она говорит: „Было ли это обманом? Конечно, нет. Было ли это написано и передавалось мне по частям? Никогда. Это мне сообщалось. Физический феномен передается отдельными частями с какой-то целью, но они-то, эти каракули, бессмысленные. Какой интеллектуальный смысл они несут?“