Моя жизнь. Южный полюс - Руаль Амундсен

Здесь нам пришлось убить Фритьофа из упряжки Бьоланда. У него в последнее время появилась какая-то странная одышка. Пес так от нее страдал, что мы в конце концов решились на крайнюю меру. Так кончился жизненный путь храброго Фритьофа. Потом оказалось, что его легкие, как говорится, совсем усохли. Тем не менее останки довольно быстро исчезли в желудках его товарищей. Такая потеря в количестве никак не отразилась на качестве…

На спуске с плато был забит Ниггер из упряжки Хасселя. В итоге мы, как и рассчитывали, пришли к этому складу с 12 собаками. Дальше продолжали путь с одиннадцатью.

Читаю в моем дневнике: «Собаки выглядят ничуть не хуже, чем при выходе из Фрамхейма».

Когда мы через несколько часов двинулись дальше, на санях было провианта на 35 дней. Кроме того, у нас еще были склады на каждом градусе вплоть до 80° южной широты.

Кажется, мы вовремя отыскали этот склад, потому что когда мы вышли из палатки, весь барьер окутала метель. Дул сильный южный ветер, небо заволокли густые тучи. Метель и снегопад затеяли такую свистопляску, что почти ничего не было видно. Хорошо, что теперь ветер дул нам в спину, а не в лицо, как прежде.

Зная, что путь нам пересекают трещины, мы соблюдали большую осторожность. Чтобы исключить всякий риск, Бьоланд и Хассель шли впереди в связке. Свет был очень глубоким и рыхлым, скольжение плохое. К счастью, о приближении трещин нас своевременно предупредили голые ледяные гребешки. Сразу видно, что поверхность ледника здесь разорвана и надо ждать еще бО́льших препятствий. Вдруг в пелене туч открылся просвет, сквозь снежные вихри проглянуло солнце. В ту же секунду раздался голос Хансена:

– Стой, Бьоланд!

Бьоланд стоял на краю зияющей трещины. У него было отличное зрение, но замечательные снежные очки собственного изобретения мешали ему видеть. Конечно, Бьоланд не очень рисковал, даже если бы упал в трещину, ведь он был связан с Хасселем.

Как я уже говорил, по-моему, эти расщелины обозначают рубеж между барьером и материком. А на этот раз они, как ни странно, явно обозначали еще рубеж между хорошей и плохой погодой. За ними на севере барьер купался в лучах солнца, а на юге пуще прежнего бушевала пурга. Вершина Бетти последней послала нам прощальный привет. Земля Южная Виктория уже скрылась из виду насовсем.

Выйдя на солнце, мы тотчас натолкнулись на одну из своих пирамидок. Мы неплохо держали курс, хотя шли вслепую. В 9 часов вечера пришли к складу на 85° южной широты. Теперь можно было распространить свою расточительность и на пеммикан для собак. Они получили двойную порцию и сверх того овсяных галет, сколько были в состоянии съесть. У нас образовался избыток галет, мы могли буквально бросаться ими. Конечно, можно было оставить здесь большую часть этого провианта, но нас радовало такое обилие пищи, а собаки явно не тяготились небольшой дополнительной нагрузкой. Пока все шло гладко, люди и собаки ладили друг с другом, на душе у нас было хорошо.

Правда, погода, которая нас так порадовала, продержалась недолго. «Опять дрянная погода», – гласит моя запись в дневнике о следующем этапе. Ветер переместился к северо-западу, нагнал тучи и мглу, закружил противную метель. Тем не менее мы проходили пирамидку за пирамидкой, отмеряя очередные 28 километров. Как я уже говорил, этим мы были обязаны острому зрению Хансена.

По пути на юг мы взяли с собой изрядный запас тюленьего мяса, которое распределили по складам на барьере. И теперь мы каждый день могли есть свежее мясо. Это было сделано не без умысла. Посети нас цинга, свежая пища оказалась бы неоценимой. Но мы все были здоровее и крепче прежнего, и тюлений бифштекс просто вносил приятное разнообразие в наше меню.

После спуска на барьер температура воздуха стала намного выше, держась около минус 10°. В спальных мешках было так жарко, что мы вывернули их мехом наружу. Это помогло. Мы радовались, что нам легче дышится.

– Все равно что в погреб спуститься, – заметил кто-то.

Да, чувство было такое, как если в жаркий летний день уходишь с солнцепека в тень.

Среда, 10 января. «Снова дрянная погода», снег, снег, снег. Снег и опять снег. Неужели это никогда не кончится? Да еще туман, в 10 метрах ничего не видно. Температура минус 8°. Все тает на санях, все мокнет. Не можем обнаружить ни одной пирамидки. Снег вначале был страшно глубоким, ноги проваливались, тем не менее собаки прекрасно справлялись с санями.

К счастью, вечером погода наладилась, и, когда мы в 10 часов вышли в путь, видимость стала много лучше. Вскоре увидели пирамидку к западу от нас, метрах в 200. Значит, не очень отклонились от курса. Свернули к пирамидке: интересно проверить, как у нас со счислением. Веха несколько пострадала от солнца и ветра, но мы нашли вложенную в нее записку, где говорилось, что пирамидка сооружена 15 ноября на 84°26' южной широты, а также – каким курсом идти по компасу, чтобы найти в пяти километрах следующую пирамидку.

Покинув старого друга и взяв курс, который он нам рекомендовал, мы вдруг, к своему несказанному удивлению, увидели летящих прямо на нас двух птиц. Это были большие поморники. Они покружили и сели на пирамидку. Представляет ли себе кто-нибудь из вас, читающих эти строки, какое впечатление это произвело на нас? Едва ли. Они были для нас словно весть, весть из живого мира в царство смерти обо всем том, что нам было дорого. Наверно, мы все думали об одном.

Посланники внешнего мира не долго отдыхали. Посидели, словно раздумывая над тем, кто мы такие, потом взлетели и продолжали свой полет к югу. Загадочные птицы! Мы встретили их на полпути между Фрамхеймом и полюсом, а они продолжали углубляться в сердце материка. Может быть, нацелились пересечь его?

Очередной наш этап закончился у пирамидки на 84°15' южной широты. Как-то приятно и спокойно на душе, когда поставишь палатку около пирамидки. Такой надежный отправной пункт для следующего перехода. Мы пришли в четыре утра, а уже через несколько часов продолжили путь, так что приблизились за день к Фрамхейму на 55 километров. При нашем распорядке такие длинные переходы получались через день. Эти цифры всего красноречивее характеризуют наших собак: сегодня 28 километров, завтра – 55, и так всю дорогу домой.

Два поморника, как ни приятно было их появление, навели меня, однако, на отнюдь не приятные мысли. Мне вдруг подумалось, что эта пара – всего частица большой стаи прожорливых птиц, которые сейчас, наверно, уписывают свежее мясо, ценой таких трудов заброшенное нами в склады на барьере. У этих хищников невероятный аппетит. Пусть мясо мерзлое и твердое, как железо, – они с ним справятся, даже если оно будет тверже железа. В мыслях я вместо тюленьих туш, оставленных нами на 80° южной широты, видел одни кости. А от собак, убитых нами по пути на юг и положенных на пирамиды, должно быть, осталось и того меньше… А впрочем, я, кажется, настроился на слишком мрачный лад? И действительная картина будет не столь удручающей?