Книги онлайн и без регистрации » Историческая проза » 100 великих гениев - Рудольф Баландин

100 великих гениев - Рудольф Баландин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 129 130 131 132 133 134 135 136 137 ... 144
Перейти на страницу:

С полным основанием В. И. Вернадский в 1911 году писал, что лишь спустя 200 лет после рождения Ломоносова стал вырисовываться во всей грандиозности его облик: «Не только великого русского ученого, но и одного из передовых творцов человеческой мысли».

Для Ломоносова характерна высокая культура мышления. Она выражалась, как уже говорили, в опоре на опытное эмпирическое знание, логику, здравый смысл, неутомимую любознательность, поэтическое восприятие природы в ее цельности и единстве, благоговение перед Природой. Последнее особенно важно, хотя и присуще по сути своей преимущественно религиозному сознанию. Только в таком смысле, пожалуй, можно говорить о сближении в творчестве Ломоносова науки и религии.

Это относится уже не столько к миропознанию, сколько к мироощущению, восприятию грандиозной, поистине божественной Вселенной в ее непостижимом разнообразии и величии, а значит, и сокровенной тайне. Ограниченный разум человека способен выведать лишь часть ее тайн и, проникая сознанием в ее жизнь, приобщаться к ней.

Вспомним известные строки из его оды «Вечернее размышление о Божьем величестве при случае великого северного сияния»:

Открылась бездна, звезд полна.
Звездам нет числа, бездне – дна.

В дальнейшем он показывает, как ничтожен – физически – человек перед этой бездной и как теряется в ней даже мысль человеческая:

Песчинка как в морских волнах,
Как мала искра в вечном льде,
Как в сильном вихре тонкий прах,
В свирепом как перо огне,
Так я, в сей бездне углублен,
Теряюсь, мысльми утомлен!

Но такое утомление ума демонстрирует и его необычайную силу, ибо присутствует осознание масштабов Мироздания; мысль человеческая проникает не только в видимую звездную бездну, но и в невидимые миры, витающие в ней:

Уста премудрых нам гласят:
Там разных множество светов,
Несчетны солнца там горят,
Народы там и круг веков.

Он склоняется к идее о множестве обитаемых миров, а заодно высказывает предположение о вечном круговороте времен. В то же время его поистине неутомимый разум проникает и в земные недра и освещает их: «Велико есть дело достигать во глубину земную разумом, куда рукам и оку досягнуть возбраняет натура; странствовать размышлениями в преисподней, проникать рассуждением сквозь темные расселины, и вечною ночью помраченные вещи и деяния выводить на солнечную ясность».

Дополним: своим умственным взором он в данном сочинении («О слоях земных») проникал не только в недра планеты, но и охватывал ее целиком, как бы с космических высот, отметив при этом и существование неведомой в ту пору Антарктиды, и морозного слоя, переходящего из атмосферы в зоны вечной мерзлоты и неисчезающих льдов (по-современному – криосферы). Его научный метод и его философия Природы в этом случае тоже проявились необычайно ярко и сильно, подтвердив свою истинность.

Умствований, оторванных от твердой опоры на факты, Ломоносов избегал. Он подчеркивал, что его выводы «служат в утверждение основательным (обоснованным) учениям, в опровержение мечтательным догадкам, происходящим по большей части от пустых забот и предуверений».

Наконец, следует отметить еще одну особенность его философии науки, которая остается в забвении последние полвека: патриотизм и народность научного творчества. Это отметил В. И. Вернадский: «Ломоносов был плоть от плоти русского общества; его творческая мысль протекала – сознательно и бессознательно бесчисленными путями в современную ему русскую жизнь». И еще: «Стремясь к истине, он в то же время верил в гуманитарное, человеческое ее значение. Полный жизни и энергии, он сейчас же стремился воплотить эту свою веру в жизнь».

Ломоносов ясно сознавал свой долг – даже не перед людьми, а перед некой высшей творческой силой, энергию которой, духовный свет, он ощущал в себе: «Я бы охотно молчал и жил в покое, да боюсь наказания от правосудия и всемогущего промысла, который не лишил меня дарования и прилежания в учении и ныне дозволил случая, дал терпение и благородную упрямку и смелость к преодолению всех препятствий и распространению наук в отечестве, что мне всего в жизни моей дороже».

Как поэт Ломоносов прославился при жизни. Сейчас его выспренные оды кажутся тяжеловесными. Но тогда это было требованием высокого стиля. Но умел он писать и по-другому:

…Там мир в полях и над водами,
Там вихрей нет, ни шумных бурь;
Над бисерными облаками
Сияет злато и лазурь.

Был не только мудр и умен, но и остроумен. Вот его эпиграмма на ханжу-монаха:

Мышь некогда, любя святыню,
Оставила прелестный мир.
Ушла в глубокую пустыню,
Зарывшись вся в голландский сыр.

По мнению Пушкина: «Слог его ровный, цветущий и живописный, заемлет главное достоинство от глубокого знания книжного славянского языка и от счастливого слияния оного с языком простонародным».

Как ученого Ломоносова стали понимать и оценивать по достоинству только спустя 150–200 лет.

Странным образом Ломоносов, один из величайших ученых в истории человечества, перед смертью сетовал: «Жалею только о том, что не мог я совершить всего того, что предпринял я для пользы отечества, для приращения наук и для славы Академии».

…Мелкие цели не порождают великих дел. Он трудился во славу России. И в творчестве воплощал духовную энергию не только своей личности, но и своего народа. Не потому ли ему принадлежат гордые и необычайно смелые по тому времени слова, обращенные к «благодетелю» графу И. И. Шувалову: «Не токмо у стола знатных господ или у каких земных владетелей дураком быть не хочу, но ниже у самого Господа Бога, который мне дал смысл, пока разве отнимет».

Он воплотил в себе духовную мощь русского народа. Но всегда глубоко уважал западную культуру (и великолепно знал ее). Разум его постоянно впитывал все лучшее без разбора, устремляясь в неведомое и выбирая интуитивно путь к правде. Так росток выбивается из темноты почвы к солнечным лучам.

Гёте (1749–1832)

На его смерть русский поэт Евгений Баратынский отозвался так:

Погас! но ничто не оставлено им
Под солнцем живых без привета;
На все отозвался он сердцем своим,
Что просит у сердца ответа;
Крылатою мыслью он мир облетел,
В одном беспредельном нашел ей предел.
Все дух в нем питало: труды мудрецов,
Искусств вдохновенных созданья,
Преданья, заветы минувших веков,
Цветущих времен упованья…
С природой одною он жизнью дышал:
Ручья разумел лепетанье,
И говор древесных листов понимал,
И чувствовал трав прозябанье;
Была ему звездная книга ясна,
И с ним говорила морская волна.

Действительно, гений Иоганна Вольфганга Гёте был всеохватен: поэт, писатель, государственный деятель, драматург, ученый, художник, мыслитель. В нем соединились вольнодумство и сентиментальность эпохи Просвещения, романтизм и мечтательность течения «бури и натиска», величественная гармония классицизма.

1 ... 129 130 131 132 133 134 135 136 137 ... 144
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?