Колдунья - Филиппа Грегори

Громким и хриплым голосом она рассмеялась — ей понравился собственный мрачный юмор — и повернулась к Хьюго.

Он все еще лежал там, где она оставила его, весь мокрый и посиневший от холода. Она плотней закуталась в плащ и подняла люк в каменных плитах перекрытия. Из клеток под небольшим хрупким навесом за ней беспокойно наблюдали маленькие красноватые птичьи глазки, а когда она шла мимо, в клетках поднялся настоящий переполох. Закрыв за собой люк, Элис тихо спустилась по узеньким каменным ступенькам мимо комнаты Хьюго и покоев старого лорда. Не доходя до караульного помещения, она встретила на лестнице какого-то солдата.

— Возьми с собой еще кого-нибудь, и отведите лорда Хьюго к себе, — быстро приказала она. — Он мертвецки пьян и сам не поднимется, ему вдруг вздумалось залезть на крышу и полюбоваться грозой. И проследи, пусть слуги отогреют его, высушат и уложат в постель. Солдат ухмыльнулся.

— Слушаюсь, леди Элис, — ответил он и побежал вниз, в караульную.

До ушей Элис донесся дробный хохот мужских голосов. Она направилась следом, пересекла караульную, где солдаты сразу расступились, давая ей дорогу и украдкой бросая взгляды на ее босые ноги, и поднялась в дамскую галерею.

Зайдя к себе, она увидела Мэри, которая поджидала ее возле кровати. Не проронив ни звука, девушка сняла с Элис промокший насквозь плащ и завернула ее в теплую простыню. Элис так утомилась, что не стала возиться с ночной рубашкой и чепцом; она юркнула в уютную постель, закуталась в одеяло и, словно запеленатый ребенок, быстро уснула.

— Спокойной ночи, ваша светлость, — промолвила Мэри, задувая свечу, но та ее не услышала.

Ночью Элис приснился сон. Причиной его были гроза, ливень, хлещущий по стенам, взбесившаяся река, которая с яростью бросалась на скалу у взметнувшихся к небу башен замка. И пустые руны тоже были причиной. И Мора, лежащая глубоко под водой в затопленной пещере. Наконец, причиной была Хильдебранда, которая молилась во тьме, не вытирая слез, текущих по ее дряблым щекам, истово молилась за заблудшую овечку, за свою дочь, предавшую ее.

Элис снилось, что, покинув хижину Моры, она возвращается в Каслтон, едет верхом на своей кобыле. День прекрасный, теплый и солнечный, и кобыла спокойно и смирно переставляет копыта по белой пыли. И вдруг на краю дороги Элис видит голубоватые листья дикого шалфея; она натягивает поводья, чтобы сойти и набрать свежих цветов.

Кобыла останавливается, Элис спрыгивает и наклоняется над растением. И сразу в испуге отшатывается. Обочина шевелится — на ней извиваются черви, белые личинки мух, крошечные и тоненькие, в огромном количестве ползущие по какой-то гнили. Прижавшись спиной к лошади, Элис беспомощно оглядывается и видит, что и другая обочина кишит тысячами таких же червей. С обеих сторон она зажата полчищами белых червячков, молча справляющих пир на гниющей земле.

Она собирается вскочить в седло, но, как это часто бывает во сне, на лошади уже нет ни седла, ни стремян. Влезть на нее невозможно. Она шарит по спине кобылы, потом заходит с другой стороны, надеясь, что седло просто сбилось. Но и там ничего нет, и она чувствует, что шевелящиеся обочины дороги подступают все ближе. Подминая под себя цветы и травы, заполняя каждую ямку, на нее с обеих сторон надвигаются чудовищные валы белых червей.

Элис закричала что было силы, и этот крик разорвал тонкую ткань сна; она открыла глаза, рывком села и проснулась в холодном поту.

— Господи боже мой. Господи боже мой, — твердила она в темноте.

В замке все было тихо, гроза отошла. За окном раздавалось лишь мягкое бормотание летнего дождика, сквозь чистые облачка небо светлело — близился рассвет.

— Господи боже мой, — повторила Элис.

Она перевернула мокрую от пота подушку и повыше натянула одеяло. Ей было холодно, она дрожала всем телом, словно промокла под проливным дождем.

— Какой ужасный сон, — сказала она в тишине спальни. — Какой кошмар. Какая чушь. Чушь и чепуха.

Она покрутила головой, снова легла на подушку и подоткнула одеяло — ей все еще было холодно.

— Чушь, — тихо произнесла она. — Чепуха.

И через минуту уснула. И ей снова снился сон. Она снова ехала на своей прекрасной кобыле по дороге. И снова приметила нужное растение, остановила лошадь и бросилась к усеянной цветами обочине. Под листьями шевелилось что-то белое.

Элис отпрянула, подумав, что это опять какой-то червяк, а может, змея. Потом пригляделась и увидела маленькую белую человеческую ручку. Она громко вскрикнула, но крика не получилось, из груди вырвался лишь слабый стон.

Вот ручка отодвинула листик щавеля, и из травы показалась маленькая восковая кукла. Это был Хьюго, наиболее обезображенный из всех трех. Безглазый, безухий, безротый, на руках ни пальчика. Раскачиваясь на маленьких ножках, он пробрался сквозь заросли травы и ступил на дорогу. А за ним, словно игрушечные солдатики, появились и остальные двое. Фигурка лорда Хью, сгорбленная и, видимо, усталая, решительно шла за Хьюго, следом плелась Кэтрин. Не в силах оторвать от них глаза, Элис наклонилась пониже. Фигурка Кэтрин изменилась. Огромный жирный живот исчез, словно кто-то оторвал его. На его месте зияла глубокая ямка с рваными краями. И с каждым шагом кукла оставляла за собой небольшой след, как змея, что-то липкое и противное — это из раны в животе капал расплавленный воск.

— Куда вы идете? — осведомилась Элис.

От ее слов крохотный лорд Хью и леди Кэтрин замерли на месте. Но бедный Хьюго не мог ни слышать ее, ни видеть, ни обонять, ни говорить с ней. Он продолжал двигаться дальше, словно заведенная игрушка.

— В Каслтон, — простодушно пропищали восковые человечки. — Мы хотим найти нашу матушку, которая нас сделала.

— Но я же похоронила вас! — воскликнула Элис. — Я закопала вас в освященной земле. Вы должны лежать там. Вот и лежите! Лежите и не шевелитесь, я вам приказываю.

— Но нам нужна матушка, — возразили они тоненькими, чистыми голосками. — Нам нужна наша матушка, сестрица Анна, она наша матушка.

— Нет! — закричала Элис, и собственный крик разбудил ее.

Тут хлопнула дверь, в комнату вбежала Мэри и тревожно спросила, не заболела ли она.

— Нет, — повторила Элис и, почувствовав прикосновение служанки к своей руке, окончательно проснулась.

Но все равно услышала ответ кукол, долетевший за три мили с Каслтонской дороги.

— Ты нужна нам, матушка! — радостно верещали они. — Ты нужна нам!

Утро выдалось ясным и солнечным, как и предсказывал старый лорд. Гроза унесла с собой все тучи. Окончательно проснувшись, Элис подошла к узкой бойнице и выглянула: далеко впереди расстилалась пустошь, белой змейкой на запад вилась дорога.

Девушка долго стояла, всматриваясь в даль, словно ожидала кого-то увидеть. Затем пожала плечами и отвернулась.