Румо, или Чудеса в темноте - Вальтер Моэрс

Еще одна медная дверь — и снова не заперта. Фрифтар вежливо постучал.

— Эй? Генерал Тиктак?

Никого. Вперед!

Фрифтар очутился в камере, где стояла медная дева. Пришлось зажать нос — такой резкий тут стоял запах. Именем Гаунаба, что это? Лаборатория? Камера пыток? Фрифтар догадывался, что интересы и пристрастия машины смерти могут показаться странными, но даже он удивился, увидев в квартире генерала Тиктака столь древнее орудие пыток. Как старомодно и мило! Однако, похоже, генерал Тиктак оснастил медную деву по последнему слову техники. Все эти трубки и вентили! Все клокочет, свистит, шипит и постукивает. Этим приспособлением совсем недавно пользовались. Но почему трубки оборваны? Откуда эти вмятины на боках машины? Кто-то бесновался здесь в гневе. А что в медных сосудах? И, самое главное: кто внутри медной девы? Какую страшную тайну открыл Фрифтар?

Делать нечего, Фрифтару придется без спроса заглянуть еще в одну дверь. Глубоко вздохнув, он стал медленно и осторожно открывать створки медной девы. Фрифтар дрожал от страха: мало ли что могло оказаться внутри.

ЗАВОЕВАТЕЛИ

Беспрекословно подчиняясь приказам Тифона Цифоса, солдаты субкутанного эскадрона смерти, покончив с кровотоком Ралы, принялись за тело. Они сожрут все до последней клетки, а потом поднимутся в воздух и отправятся на штурм новой крепости из плоти. Захватчики не знали, что заперты в металлическом корпусе медной девы.

Но судьба распорядилась так, что свинцовые ворота вдруг распахнулись настежь. За ними стояло еще одно тело, свежий, здоровый организм, а поскольку большая часть работы в теле Ралы окончена, субкутанный эскадрон жаждал приняться за новое дело.

Итак, крохотные воины Тифона устремились наружу. Пробравшись сквозь стенки артерий, плоть и кожу Ралы, они бросились на Фрифтара.

ХОЛОДНЫЙ ДУХ

Открывая медную деву, королевский советник был готов к самому ужасному. Тем больше он удивился, увидев там мирно лежавшую вольпертингершу. Она спит? Или мертва? Если бы не все эти тончайшие иглы — неужели это он выдернул их, открыв двери? — зрелище могло показаться вполне мирным. Какое прелестное создание!

Почему Фрифтар прежде не видел эту вольпертингершу? Судя по всему, она могла бы стать звездой Театра красивой смерти. Почему генерал Тиктак утаил ее от советника и короля?

Фрифтар пощупал пульс. Да, она мертва.

— Ох! — вдруг вырвалось у него.

Фрифтар почуял ледяное дуновение, исходившее от пленницы, отчего волосы у него встали дыбом. Казалось, будто холод проникает сквозь поры кожи и кровь стынет в жилах. Его бросало то в жар, то в озноб, кружилась голова, накатывала тошнота, колени подгибались, а на лбу выступил пот. Фрифтар задыхался, сердце бешено колотилось; чтобы не упасть, ему пришлось схватиться за одну из створок. Под кожей зудело, будто сотни муравьев бежали по венам.

— Ооох! — снова простонал Фрифтар.

Неожиданно недомогание прошло, силы вернулись к нему. Фрифтар отпустил дверь, глубоко вздохнул и смахнул пот со лба. Растерянно взглянул он на мертвую вольпертингершу. Что это было? Неужели даже после смерти эти создания обладают какой-то непонятной силой?

Выбежав из камеры пыток, Фрифтар стремглав бросился вниз по лестнице, выскочил из башни и помчался по улицам Бела, отряхиваясь на ходу. Остановился он лишь у ворот Театра красивой смерти. Фрифтар оглядел стену с замурованными в нее черными черепами. Театр! Сегодня здесь состоится лучший бой из тех, что он когда-либо устраивал.

Эта мысль его успокоила. Фрифтар чувствовал легкое недомогание, но предстоящее зрелище, несомненно, полностью его исцелит. Настало время одного за другим прикончить этих непредсказуемых вольпертингеров.

ИСТОРИЧЕСКОЕ МЕСТО

Румо и его спутники, увязая в иле, брели по канализации Бела. Похоже, самая грязная старая часть, населенная жуткими тварями и странными водорослями, осталась позади. Здесь каналы проложены вручную, а кирпичные стены регулярно чистят от грязи и паразитов.

— Сейчас мы, так сказать, в цивилизованной части канализации, прямо под центром города, — заявил Рибезель.

— А театр далеко? — спросил Румо.

— Совсем близко, — отвечал Рибезель. Голос его зазвучал торжественно. — Мы неподалеку от исторического места!

— Исторического? — удивился Укобах.

— Увидишь, Уко, — заверил его Рибезель. — За мной!

Рибезель зашлепал впереди. Он повел Румо и Укобаха по каналам, выложенным красным мрамором. Здесь текла чистая вода. Улучив возможность, все трое ополоснулись, прежде чем двинуться дальше. Вдруг Рибезель остановился.

— Вот то место! — Голос его задрожал. Вверх уходила труба с железной лестницей внутри.

— И что там? — спросил Укобах. — Ничего не вижу.

— Это та самая вентиляционная шахта, куда ты провалился в детстве, Уко. Тут я тебя и нашел, полумертвого, разогнав стаю чумных крыс, собиравшихся сожрать тебя заживо.

— Не может быть! — воскликнул Укобах. — Серьезно? — Он всхлипнул.

— Ну да. Тут и решилась наша судьба. Она же и привела нас обратно. Шахта ведет прямиком во дворец твоей семьи.

Рибезель обернулся к Румо:

— Тут ты можешь подняться. Попадешь в дворцовое водохранилище. Увидишь большую черную дверь — она ведет на улицу. Иди налево до первого перекрестка. Там повернешь направо и выйдешь прямиком к Театру красивой смерти. Не спутаешь: он выстроен из черных черепов. А напротив театра — тюрьма с остальными пленниками.

— Спасибо, — сказал Румо. — Вы мне очень помогли.

Румо пошел к лестнице.

— Сдается мне, — продолжал Рибезель, — ты и шагу ступить не сможешь, не вызвав переполоха.

— Там видно будет.

— У тебя по-прежнему нет плана, верно? — спросил Укобах.

Пожав плечами, Румо стал взбираться по ступенькам.

— Он ушел, — немного погодя проговорил Укобах.

— Да, — отозвался Рибезель.

— Наконец-то. Безумец.

— Он спас тебе жизнь! — заметил Рибезель. — И сдержал слово. А мог бы потащить нас с собой.

— Но он же взял нас в плен!

— А наш народ взял в плен его сородичей! И вот-вот перебьет всех до последнего.

— Он погибнет, — сказал Укобах.

— Они все погибнут.

Оба молча переглядывались.

— Его схватят, едва он высунется на улицу, — проговорил, наконец, Рибезель. — Представь: вольпертингер свободно разгуливает по городу.

— А еще эта шкатулка!

— Да-да. Романтические сопли.