Тьма сгущается - Гарри Тертлдав

Его живо интересовало, нет ли у альгарвейцев в Мидлуме бегемотов. Если и были, звери непременно выйдут на открытое место: единственное, что могло остановить атакующего бегемота, – другой бегемот. Но из-за горящих домов не показалось ни единого чудовища. Может, подумал с надеждой Леудаст, они все от холода сдохли.

Когда пришел его черед, сержант ринулся вперед, к полыхающей деревне. Он промчался мимо повалившегося в снег мальчишки – тот зажимал обеими руками живот, но алая кровь хлестала сквозь пальцы, дымящейся струей стекая в снег. Леудаст только головой покачал на бегу.

Ему не раз приходилось отбивать атаки альгарвейцев на укрепленные деревни. Он знал, как это делается, и, к несчастью, противник тоже это понимал. В обороне они держались не хуже, чем в нападении. Но оставаться в Мидлуме и цепляться за каждый дом рыжики не могли себе позволить – потому что ункерлантцы не просто бросили солдат в лобовую атаку на деревню, но одновременно обходили ее с флангов, отрезая от захваченной противником территории.

«Вы сами научили нас этому трюку, – подумал Леудаст. – Посмотрим теперь, как он понравится вам».

Что он стал бы делать на месте альгарвейского командира, сержант не задумывался. Рыжик отправил часть бойцов в тыл, остальные же остались на месте. Вслед убегающим альгарвейцам двинулись неторопливые бегемоты. В сером свете зари фигурки рыжиков на снегу представляли собою отличные мишени.

В Мидлуме же по-прежнему кипел бой. У виска Леудаста прошипел луч. Сержант бросился в снег, паля во все стороны. Ему ответил пронзительный вскрик. Солдат хмыкнул довольно, но подниматься не торопился. Любой альгарвеец, оставшийся в живых к этому часу, должен быть ветераном, а ветераны горазды на всякие хитрости.

Что ж, у Леудаста были в рукаве свои козыри.

– Сдавайтесь! – крикнул он вначале на родном языке, потом, как ему казалось, на альгарвейском, и, поневоле перейдя снова на ункерлантский, продолжил: – Вам не одолеть!

Может, кто-то из солдат Мезенцио знал вражеское наречие. А может, и не знал, но понял. Мало-помалу перестрелка стихла. По одному, по двое из разрушенных изб и окопов выходили альгарвейцы: безоружные, с поднятыми руками, с ужасом в глазах.

– Силы горние… – прошептал Леудаст почти с трепетом.

Никогда прежде он не видел, чтобы рыжики сдавались в плен в таком множестве. Сбросив оцепенение, сержант кинулся вслед за своей ротой – обобрать пленных.

Ковыляя по заснеженной равнине на юго-восток, Тразоне размышлял о несбывшемся.

– Эй, сержант! – крикнул он, и слова замерзли туманным облачком. – Правда, что ли, мы видели драные башни Свеммелева драного дворца?

– Не знаю, как ты, а я точно видел, – глухо отозвался сержант Панфило из-под толстого шарфа, которым завязал нижнюю часть физиономии. – Мы же вместе вышли на тальфангский рынок, ты и я. Если бы мы перешли площадь…

– Угу. Если бы. – Тразоне пожал широкими плечами; могучим сложением он напоминал ункерлантца. И смутить его было так же тяжело – а может, солдат просто был слишком упрям, чтобы признать поражение. – Вот что я скажу, сержант: тьма добрых парней вышла на эту драную площадь. И куда меньше – ушло с нее.

– Это точно. – Панфило покивал немного. – Капитан Галафроне был, пожалуй, лучшим командиром из всех, кого я знал, а знавал я их немало! Да я бы королю в лицо сказал то же самое, хоть в Галафроне и капли дворянской крови не было.

– Еще бы не сказать, коли это чистая правда. – Тразоне миновал застывшую тушу павшего от стужи единорога. Шкура зверя была белее снега, в котором тот валялся. Солдат ткнул в нее пальцем. – Отрядить бы кого да разделать скотину. Гора доброго мяса, если только найдется место развести костер да прожарить его как следует.

– Ага. – Хоть Панфило и любил поесть, сейчас его занимало другое. – Я уже который день командую нашей ротой – силы горние, я долбаным батальоном уже который день командую! – а меня кто-нибудь произведет в офицеры? Едва ли, раз мой папаша зарабатывал, тачая башмаки!

– Вот тут не знаю, сержант, – отозвался Тразоне. – За последнее время дворян уже столько полегло, что их на всю державу не хватит вскоре. Вы, главное, помереть не вздумайте, а там и до новых нашивок недалеко.

– Да, мертвым чины без надобности. – Панфило вдруг принялся озираться. Тразоне понимал, отчего: пытался отыскать взглядом ункерлантских бегемотов в снегоступах или ункеров-пехотинцев в белых халатах. В такой буран бойцы Свеммеля оказывались подвижней свиих портивников. Тразоне тоже не позволял себе расслабиться.

Но пока врага не было видно – и слава за это силам горним. Проходя мимо замерзшего трупа какого-то несчастного альгарвейца, Тразоне разразился грубым хохотом.

– И что тут веселого? – осведомился Панфило.

– Бедолагу скрючило – ну точь-в-точь как того единорога!

– Ха, – процедил Панфило. – Ха-ха.

Тразоне только плечами пожал, не сбавляя шага. По его мнению, ответ командира большего и не заслуживал.

Где-то впереди послышались резкие злопки разрывов, и миг спустя в вышине прокричал дракон.

– Ункерлантский, видать, – устало промолвил солдат. – А наши летчики где, прах побери ленивых засранцев?!

– Появляются иногда, – ответил Панфило с натужным оптимизмом. – Но наши сил растянуты по всему фронту…

– Ункерлантцам хватает драконов, чтобы нам ядра на головы швырять, – уныло отозвался Тразоне. – А для них фронт не короче. – Он махнул рукой, прежде чем Панфило успел ответить. – Знаю-знаю: а где-то на другом участке мы на них ядра бросаем. Но они-то здесь бомбардировку устроили! И одно из этих клятых ядер может свалиться мне на голову.

– Не станут они на нас ядра тратить – мелкая для них сошка. – Панфило указал на полыхающий городок. – Если мы не совсем сбились с дороги, впереди Аспанг. Через город пролегает становая жила. И как прикажешь доставлять подкрепления и боеприпасы н передовую, если линия выгорит дотла?

Тразоне был для альгарвейца весьма флегматичен, но плечами он повел, на взгляд жителя любой иной державы, экстравагантно.

– Кто знает? Скорей всего, никак. Силы горние жрут наше снабжение с тех пор, как повалил снег.

Когда потрепанная рота добралась до Аспанга, Тразоне обнаружил, что может стать хорошим прорицателем. Несколько ядер, сброшенных ункерлантскими драконами, угодили прямо в станцию становых караванов. Станция горела. Караван, остановившийся у платформы, тоже. И горы припасов, уже выгруженных из состава, но еще не сложенных на подводы для отправки на фронт, – подводы тоже застревали в глубоком снегу – тоже горели.

Желудок солдата нимало не волновала судьба подвижного состава, но при виде пожираемой огнем провизии он зарычал голодным волком – весьма уместное сравнение. Один вагон разрывом сбросило со становой жилы и повалило набок. Пламя до него еще не добралось Вокруг суетились альгарвейские солдаты.