Розанна. Швед, который исчез. Человек на балконе. Рейс на эшафот - Май Шёвалль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Угощайтесь, – сказала она.
– Спасибо, – сказал Кольберг, глядя на пальцы ее ног.
Он легко возбуждался, и в эту минуту у него было какое-то странное ощущение. Она чем-то сильно напоминала ему кого-то, очевидно его собственную жену.
Она озабоченно посмотрела на него:
– Вы не возражаете, если я немного оденусь?
– Думаю, это очень неплохая мысль, – прогудел Кольберг сдавленным голосом.
Она тут же встала, подошла к шкафу, достала оттуда коричневые вельветовые брюки и надела их. Потом расстегнула пижамную куртку и сняла ее. Минуту стояла обнаженная до пояса, повернувшись к Кольбергу спиной, однако это не очень помогало. Немного поколебалась, а потом натянула свитер через голову.
– Неудобство в том, что потом человеку становится ужасно жарко, – вздохнула она.
Он сделал глоток кофе.
– Вам нравится? – спросила она.
Он сделал еще один глоток.
– Кофе прекрасный, – ответил он.
– Дело в том, что я вообще ничего не знаю. Совершенно ничего. Это было просто ужасно, я имею в виду Симонссона.
– Его зовут Рольф Эверт Лундгрен, – сказал Кольберг.
– Вот видите, еще и это. Мне ясно, вы считаете, что я произвожу впечатление… что это не показывает меня в благоприятном свете, если можно так выразиться. Ну, теперь уж с этим ничего не поделаешь. – Она с несчастным видом посмотрела на него. – Вы, наверное, хотите закурить, – сказала она. – Однако у меня, к сожалению, нет ни одной сигареты. Видите ли, дело в том, что я не курю.
– Я тоже, – ответил Кольберг.
– Ну, тогда все в порядке. Так вот, в благоприятном я предстаю свете или нет, но я могу только сказать, как было дело. В девять часов я познакомилась с ним в «Купальнях Ванадис», а потом пошла с ним к нему домой. Больше я ничего не знаю.
– Однако вы должны знать одну вещь, которая нас интересует.
– Что же?
– Какой он был? Я имею в виду, в сексуальном отношении.
Она растерянно пожала плечами, взяла сухарик и начала его грызть. Наконец сказала:
– No comments[114]. Я не имею привычки…
– Какой привычки вы не имеете?
– Я не имею привычки обсуждать мужчин, с которыми встречаюсь. Если бы, например, мы с вами вместе легли в постель, я потом не ходила бы по улицам и не распространяла бы о вас разнообразные подробности.
Кольберг раздраженно заерзал. Он возбудился, и ему было жарко. Он с удовольствием снял бы пиджак. Собственно, не было исключено, что он мог бы полностью раздеться и лечь с этой женщиной в постель. Правда, такие вещи при исполнении служебных обязанностей он делал очень редко и главным образом до того, как женился, но что было, то было.
– Я бы хотел, чтобы вы ответили мне на этот вопрос, – сказал он. – Он был нормальным в сексуальном отношении?
Она не отвечала.
– Это важно, – сказал он.
Она перехватила его взгляд и спросила:
– Почему?
Кольберг задумчиво посмотрел на нее. Ему было нелегко решиться, и он знал, что ряд его коллег посчитал бы его ответ гораздо худшей вещью, чем если бы он разделся и лег с этой женщиной в постель.
– Лундгрен – профессиональный преступник, – наконец сказал он. – Он признался приблизительно в десяти серьезных преступлениях, связанных с насилием. Доказано, что в прошлую пятницу вечером он находился в Ванадислундене в то время, когда там была убита маленькая девочка.
Она посмотрела на него и судорожно сглотнула.
– Ах, – почти беззвучно выдохнула она. – Я этого не знала. Никогда бы не подумала. – Через минуту она снова посмотрела на него ясными карими глазами и сказала: – Этим вы вполне ответили на тот вопрос, который я задала. Теперь я уже понимаю, что должна буду вам ответить.
– Я вас слушаю.
– Насколько я могу судить, он был совершенно нормальный. Даже слишком нормальный.
– Как вас понимать?
– Ну, я хочу сказать, что сама тоже совершенно нормальная в сексуальном отношении, но… хотя я делаю это редко, хочется, если можно так выразиться, чего-нибудь… необычного.
– Понимаю, – сказал Кольберг и растерянно почесал за ухом.
Несколько секунд он размышлял. Девушка внимательно смотрела на него. Наконец он сказал:
– Там, в «Купальнях Ванадис», в контакт вступил он?
– Нет, скорее наоборот.
Она внезапно встала и подошла к окну, откуда открывался вид на Собор. Посмотрела в окно.
– Вот именно. Скорее наоборот! Я пошла туда вчера с мыслью найти себе парня. Я сделала это обдуманно, если хотите, можно сказать, что я подготовилась к этому, – пожала она плечами. – Я просто так живу… уже несколько лет и могу вам сказать, почему я так живу.
– Не нужно, – пробормотал Кольберг.
– Но я с удовольствием вам скажу, – продолжила она, водя пальцем по занавеске. – Я объясню вам…
– Не нужно, – повторил Кольберг.
– Как хотите, но я могу поручиться, что со мной он вел себя совершенно нормально. Сначала казалось, что… что это его не очень интересует. Но… в общем, я уж постаралась, чтобы он наконец проявил интерес.
Кольберг допил кофе.
– Ну, наверное, это все, – неуверенно пробурчал он.
Она сказала, по-прежнему глядя в окно:
– Я поплатилась за это не впервые, но в этот раз получилось хуже всего. Это было очень неприятно.
Кольберг ничего не говорил.
– Это ужасно, – пробормотала она, словно про себя, водя пальцем по занавеске. Потом повернулась к нему: – Уверяю вас, что инициатива исходила от меня. Это совершенно очевидно. Если хотите, я могу…
– Нет, не нужно.
– И я могу вас заверить, что он был совершенно нормальный.
Кольберг встал.
– Собственно, вы мне тоже очень нравитесь, – сказала она ни с того ни с сего.
– Вы мне тоже, – сказал он. Он подошел к двери и приоткрыл ее. И потом с изумлением услышал свой собственный голос: – Я уже полтора года женат. Жена на девятом месяце.
Она кивнула.
– Что же касается того, как я живу… – Она не договорила.
– Это не очень хорошо, – сказал он. – Это может быть опасно.
– Знаю.
– Ну что ж, до свидания, – произнес Кольберг.
– Ну что ж, до свидания, – повторила Элизабет Хедвиг Мария Карлстрём.
В штаб-квартире Гунвальд Ларссон грубовато сказал:
– Так, с этим все ясно. Парень совершенно нормальный, и его свидетельские показания, вне всякого сомнения, заслуживают доверия. Чистая трата времени.
Кольберг немного поразмышлял об этой трате времени. Потом спросил:
– Где Мартин?
– Допрашивает грудного младенца, – ответил Гунвальд Ларссон.
– А еще что новенького?
– Ничего.
– Здесь кое-что имеется, –