Тайные знаки - Александра Сашнева

На метро денег еще было. В кармане было два ключа — от Парижа, и от квартиры Поля.

* * *

Но как скоро Марго ехала к Полю, так скоро она начинала тосковать. Ведь придется же терпеть занудство Брата. К тому же в вагоне ее укачало и, расслабившись, она поняла, что если уж ей дали ключ от Парижа, то никакие хвосты из Питера ей не смогут повредить. С этими хвостами случиться что-то и они отвалятся сами.

Неплохо было бы, если бы это был Чижик, но… так не бывает. Так не бывает. Так не бывает. Так не бывает. Так не бывает. Так не бывает…

Марго вышла на первой попавшейся станции, кажется это оказалась Ги Моке, и поплелась по городу пешком. Честно сказать, она догадывалась, куда идет. Ее неудержимо и вполне сознательно тянуло к каштану на кладбище. Было там что-то правильное около этого каштана. Там мир сам собой становился добрее и понятнее.

И правда — будто над местом упокоя был волшебный купол — по мере приближения Марго все больше воодушевлялась на новые подвиги. Теперь она точно знала, почему не поехала куролесить с Андрэ. Ей надо все обдумать, по возможности, полазить по Сети и поискать что-нибудь обо все этом, что происходит, но не дает ответа.

Марго смело толкнула калитку и вошла. Петли за спиной тихонько скрипнули, по макушкам цветов пробежал теплый ветер. Рыжая кошка, увидев Марго издали, побежала ей навстречу и, сказав «мау», потерлась о ноги.

Марго тоже погладила рыжую мурчу по нежной шерстке.

Кошка последовала за Марго до самого каштана. Марго заглянула в склеп — там ничего не изменилось. Мадонна так же весело несла младенца на растерзание людям. Надо же, какой нарядной может быть смерть! И Марго как-то подумалось, что ведь в сущности мама была права, когда говорила, глядя на репродукцию Сикстинской Мадонны, висевшей у бабушки в шкафу за стеклом, что каждая мать — Мадонна и каждая мать отдает своего ребенка на растерзание. И никуда от этого не деться! Марго тогда была мала и потому не понимала, почему Верка так часто ругается с матерью и полчему на это высказывание на мать шипят обе — и Верка, и бабушка. А теперь она поняла. И ту, и другую. И мать тоже поняла.

Верка уже собиралась и сама заводить детей, и ей не нравилась идея приносить их в жертву человечеству даже в виде метафоры. Бабушка нарожала их достаточно и пряталась от жестокой реальности за смешками, бытовыми хлопотами, сюсюканьем с внуками и непреклонной волевой веселостью. Бабушка считала, что порядок заведен не ей, а потому нечего париться — можешь, получи сколько-нибудь удовольствия, пока жив. А дерьмо? Оно случается.

Мать же была не так легкомысленна, как ее собственная старшая дочь и бабушка. Мать всегда принимала взвешенные решения, и даже если они самой ей не нравились и не доставляли удовольствия — это ничего не значило. С отцом Верки мать разошлась по идеологическим мотивам, когда нашла у того фривольную фотографию. Мать заявила, что тот — развратник и испортит детей. И разошлась. Это, конечно, Лиза Кошкина узнала уже позже, когда ей самой начало прилетать от матери за недостойные взгляды. Отец же Лизы и ее братьев близнецов был выбран евгенически, высчитан и взят в мужья волевым решением. Впрочем, об этом решении кроме матери и Лизы никто не знал. Все были уверенны, что отец был благодетелем, взяв за себя бабу с чужим ребенком. То, что ребенок отсался с бабушкой как-то опускалось и не представляла в глазах семьи никакого значения.

Вот такая была мать у Марго. Она и Верку прокляла, когда Верка — едва открыли Совок — упорхнула с заезжим принцем в заграницы. Но и Верка была упряма не меньше матери. Верка перестала быть для семьи Кошкиных одним махом. Отрезала и забыла.

Марго со вздохом отвернулась от стеклянной мадонны.

Погладила рукой нагретый, чуть облупившийся металл, потрогала рукой жилку ржавчины на решетке. Детали. Мелкие детали успокаивают мозг. Когда смотришь в небо — кажется упадешь, а когда копаешься в мелочах, начинает казаться, что Земля не шар, а яйцо, в котором ты спрятан о любых невзгод, кроме известных земных. Могут тебе, конечно, встретиться гадкие люди. Убить тебя, ограбить, изнасиловать. Но это все понятно и как-то даже обычно. Все это люди делают от страха упасть в небо.

Дверца тихоньки скрипнула, а кошка, заняв место на пригорке, сказала требовательно:

«Мр-р-ри-у!» — Иду-иду! — отозвалась Марго и, сделав несколько шагов упала на теплый, сухой войлок прошлогодней травы. Земля тут была красныя и каменистая, и трава росла жесткая, но это не мешало почему-то лежать на спине и смотреть в небо на пробегающие облака.

А кошка улеглась на разбитую руку Марго и заурчала. И руке было приятно это живое кошачье тепло.

Вокруг каштана роились золотые корпускулы, будто совсем малюсенькие эльфы или ангелочки, и они ворожили Марго, завораживали, касаясь ее ресниц, танцуя перед зрачками и уводя взгляд далеко далеко за пределы неба. И Марго опять забыла, зачем пришла и о чем хотела подумать, но возможно, это и было правильно. Она смотрела на роящиеся золотистые вспышки и расстворялась в небесном огне.

Конечно, частички эти существуют, но только как они выглядят на самом деле, никто не знает. И не может знать — понятие видеть весьма относительно. Если бы люди видели в радиодиапазоне, то они выдели бы все по-другому. Никто не знает, как все на самом деле. И то, что называется массой, можно равно считать скоростью или цветом, если хорошенько пораскинуть мозгами. А так же можно описать ядерную реакцию в понятиях китайской эненргии ци. Так и с этими корпускулами — видны не сами частички, а результат их воздействия на приемник — мозг. Подобно тому, как слово «собака» не является собакой, а только обозначает ее.

Марго оглянулась и увидела, что прямо к ней направляется сторожиха, и глаза ее сияют, точно внутри ее головы горела бы лампочка. Коша напряглась, но решила сегодня не убегать от чудной женщины — та пугала ее, но и влекла, как первый половой акт и пугает и влечет девственницу.

— Иногда тут особенно тихо, — сказала старуха, остановившись рядом. — И покойно.

— Да, — кивнула Марго и заметила, что боль в руке стала утихать, хотя кошка поднялась и, потянувшись вернулась к хозяйке.

— Покой — это главное, — сказала старуха, и глаза ее засияли еще больше. — На глади пруда даже водомер оставляет круги. То, что внутри равно тому, что снуружи. Но ты ищешь снаружи то, что должна искать внутри.

Каким-то образом старуха оказалась совсем рядом и как-то незаметно ухватила Мар за разбитую кисть.

— О-ля-ля! — посетовала сторожиха и неуловимым движением дернула Кошин палец, стиснув сустав между своими жесткими, почти железными, пальцами Боль пронзила до самого копчика. Марго задохнулась, вырвала руку и хотела вскочить, но все тут же прошло, а старуха похлопала Марго по плечу и поднялась с корточек.

— Все, — сказала она. — Больше не будет болеть. А ты выбрось дурь их головы. Слушай тишину. Ищи белый свет.

Старуха медленно побрела к домику. Кошка побрела за ней, увиваясь вокруг ног. А Марго вдруг окунулось в яркое, совсем детское воспоминание. Воспоминание совсем из другой жизни. …В то утро маленькая Елизавета проснулась очень рано. Она поднялась с кровати, прошла мимо спящей бабушки, спустилась во двор и увидела, что небо было не то, чтобы черное, а его словно и не было вовсе. Только пустота, пронизанная золотистыми нитями. И все предметы — качели, тенисный стол, сараи, куриный вольер, старушечьи лавочки, палисадники и кроны каштанов в парке через дорогу — все было освещено ранним утренним светом. Елизавете Кошкиной всегда очень хотелось узнать, что находится за парком. И она решила сходить туда. Она миновала карусель, фонтан, пивное кафе, стадион и взрослые лодочки, повернула на тропинку и оказалась на деревенской улице. Это было совсем не похоже на тот город из которого Кошкина вышла. Она направилась дальше и вскоре увидела дом за ярким синим забором. Дверь открылась и на крыльцо вышла пожилая женщина, похожая на бабушку. Женщина пригласила Елизавету войти в дом и посадила за стол. У нее почему-то горел газ. Огонь разгорался все сильнее. Сквозняк качнул занавеску, и она загорелась. Кошкина закричала и… проснулась в своей спальне. За окном чирикали птички и было уже светло. Кошкина пошла умываться и забыла странный сон. А в полдень бабушка спросила внучку, не хочет ли она пойти на Парковые улицы за молоком и по дороге покататься на карусели. Елизавета обрадовалась, захлопала в ладоши и даже вспомнила сон. Помнится, она даже сказала бабушке, что видела Парковые во сне. Да-да… Но та не обратила внимания. И вот они отправились. Прошли через парк, мимо карусели, мимо фонтана, мимо пивного кафе, мимо стадиона и взрослых лодочек, повернули на тропинку и оказались на деревенской улице. И Елизавета узнавала все, что видела во сне… Вскоре мы подошли к дому, забор которого был выкрашен яркой синей краской.