Влюбленные женщины - Дэвид Герберт Лоуренс

Эта мысль пронзила ее острый ум, она взывала к ее воле. Повернуться к Джеральду она не решалась, он продолжал стоять, недвижимый, непокоренный. Собрав все силы, Гудрун произнесла спокойным, звучным голосом, стараясь, чтоб он звучал как можно беспечнее:

— Пожалуйста, открой вон ту сумочку и возьми…

Здесь ее воображение дало сбой. «Что взять? Что?» — мысленно воскликнула Гудрун.

Но Джеральд уже повернулся, пораженный тем, что его попросили открыть сумку, — Гудрун не любила, чтобы трогали ее личные вещи. Сама же Гудрун теперь отошла от зеркала, лицо ее было белым, темные глаза возбужденно, дико сверкали. Она смотрела, как Джеральд склонился над сумкой, потом рассеянно расстегнул пряжку.

— Так что тебе надо? — спросил он.

— Эмалевую коробочку… желтую… на ней еще рисунок — баклан, чистящий грудку…

Она подошла к нему, засунула внутрь сумки свою прекрасную обнаженную руку и, поворошив там, извлекла коробочку с изысканным рисунком.

— Вот она, видишь, — сказала Гудрун, показывая коробочку.

Теперь Джеральд был сбит с толку. Его оставили закрывать сумочку, Гудрун же быстро убрала волосы на ночь и села, чтобы снять туфли. Никогда больше она не повернется к нему спиной.

Джеральд был смущен, подавлен, но так ничего и не понял. Теперь власть перешла к Гудрун. Она знала, что Джеральд не заметил охватившей ее паники. Сердце все еще сильно билось. Какая же она дура, что позволила себе оказаться в таком положении! И Гудрун возблагодарила Бога за то, что Джеральд проявил такую слепоту. К счастью, он ничего не заметил.

Она сидела, неспешно расшнуровывая туфли; Джеральд тоже стал раздеваться. Слава богу, кризис позади. Она почувствовала к нему нежное чувство, почти любовь.

— Ах, Джеральд, — засмеялась она, и в голосе ее сквозила игривая нежность, — какую тонкую игру ты затеял с профессорской дочкой!

— Какую еще игру? — спросил Джеральд, непроизвольно озираясь.

— Но ведь она влюблена в тебя, влюблена, дорогой! — Теперь у Гудрун было отличное настроение, и это ей очень шло.

— Не думаю, — отозвался Джеральд.

— Он не думает! — передразнила его Гудрун. — Бедняжка сейчас лежит в своей постельке, потрясенная, и умирает от любви к тебе. В ее мечтах ты необыкновенный, прекраснее всех мужчин на свете. Разве это не забавно?

— Забавно? Что тут забавного? — удивился Джеральд.

— Видеть, как ты ее обольщаешь, — произнесла Гудрун с легким упреком в голосе, польстившим его мужскому тщеславию. — Правда, Джеральд, бедняжка…

— Я ее не обольщал, — возразил Джеральд.

— Какой позор! Она еле стояла на ногах.

— Все из-за танцев, — ответил он, весело улыбаясь.

— Ха-ха-ха! — рассмеялась Гудрун.

Ее смех странным образом эхом отозвался в его теле. Заснув, он скрючился в постели, как бы набираясь силы, которая изрядно истощилась.

Гудрун же спала крепким, победоносным сном. Вдруг, словно ее толкнули, — она проснулась. Обшитая деревом комната окрасилась розовым отблеском рассвета, проникавшим внутрь через низкое окно. Приподняв голову, она увидела долину: розоватый снег, чуть приоткрывший свою тайну, редкие сосны у основания склона. И по этому еле освещенному пространству двигалась одна крошечная фигурка.

Гудрун взглянула на часы Джеральда: было семь. Он крепко спал. Она же окончательно проснулась, ее даже испугало, что сна не было ни в одном глазу. Гудрун лежала и смотрела на Джеральда.

Сон его говорил о здоровье и поражении. Она испытывала искреннее сочувствие к нему. Раньше она его боялась. Гудрун лежала и думала о Джеральде — кто он, какое место занимает в мире. У него мощная, несгибаемая воля. За короткое время он революционизировал рабочий процесс на своих рудниках. Гудрун не сомневалась: если Джеральд столкнется с какой-то проблемой, с серьезными затруднениями, он справится. Если поверит во что-то, то непременно воплотит в жизнь. У него есть способность — любую неразбериху приводить в порядок. Надо только предоставить ему контроль над ситуацией, и он непременно доведет ее до логического конца.

На какое-то время Гудрун позволила себе унестись в будущее на крыльях честолюбия. Джеральду — с его силой воли и способностью постичь все сложности современности — следует поручить разрешение первостепенных задач — в частности, индустриализацию современного мира. Гудрун знала: он добьется нужных перемен и реорганизует индустриальную систему. Это ему под силу. Никто не превзойдет его в таких вещах, никогда раньше она не встречала мужчину с таким потенциалом. Он не знал этого о себе, а вот она знала.

Его надо только подтолкнуть, поставить перед ним задачу, которую сам он может не увидеть. И вот это могла сделать она. Выйдет за него замуж, он же станет членом парламента от консерваторов и наведет порядок в области труда и промышленности. Он абсолютно бесстрашный, властный и понимает, что каждая задача должна быть решена — не только в геометрии, но и в жизни. Когда он решает поставленную задачу, то не думает ни о себе, ни о чем другом — только бескорыстно работает над проблемой. По существу, он очень бескорыстный.

Ее сердце забилось сильнее, она с энтузиазмом представила себе их будущее. Он будет Наполеоном мирного времени или Бисмарком, а она — стоящей за ним женщиной. Ее глубоко взволновали письма Бисмарка. А Джеральд будет независимее, бесстрашнее Бисмарка.

Но даже сейчас, когда она лежала, предаваясь фантастическим мечтам, и купалась в искусственных лучах надежды, что-то внутри этому сопротивлялось, и ее закрутил вихрем отчаянный цинизм. Все вдруг перевернулось с ног на голову, все приняло ироническое обличье. Ее пронзила острая боль от идущей вразрез с ее мечтами подлинной реальности, и она поняла всю смехотворность своих надежд и планов.

Она лежала и смотрела на спящего мужчину. Потрясающе красивый — совершенный инструмент. Джеральд всегда казался ей безупречным, не человеческим, а скорее сверхчеловеческим инструментом. Ей так нравилось это его свойство, что она ловила себя на мысли, что, будь Богом, обязательно использовала бы его как орудие своей воли.

И тут же пришел иронический вопрос: «А зачем все это?» Ей вспомнились жены шахтеров, линолеум, кружевные занавески, их дочери в зашнурованных высоких ботинках. Вспомнились жены и дочери владельцев рудников, партии в теннис, отчаянная борьба за более высокое место на социальной лестнице. Шортлендз, его бессмысленная роскошь, никчемное семейство Кричей. Лондон, палата общин, светское общество. Боже!

Несмотря на молодость, Гудрун знала разные социальные круги Англии. Она не стремилась к большому успеху. Цинизм молодости помог ей понять: тот, кто достигает чего-то в мире, неизбежно лишает этого положения другого человека; ты преуспел — значит, получаешь фальшивые полкроны вместо фальшивого пенни. Фальшивой была вся денежная система оценки. Но благодаря тому же цинизму она хорошо знала: в мире, где в ходу фальшивые деньги, лучше иметь фальшивый соверен, чем фальшивый фартинг. Впрочем, она одинаково презирала как богатых, так и бедных.