Люди Зимнего дворца. Монаршие особы, их фавориты и слуги - Игорь Зимин

Потом, рассказав мне несколько о своей хирургической деятельности в Грейфсвальде, Мандт раскланялся и ушел. Не прошло и года с тех пор, как я неожиданно для меня встречаю Мандта за обедом у аптекаря Штрауха.

Мандт познакомил меня со своею красивою женою, будучи уже объявлен лейб-медиком ее высочества великой княгини Елены Павловны, и за обедом, сидя возле меня, имел бесстыдство сказать во всеуслышание, что врачи в России гонятся за чинами; о своей записной книжечке он уже забыл, о нашем знакомстве в Dorotheen Strasse – ни слова.

– Представьте, – разглагольствовал он за обедом, – я сегодня приезжаю к доктору Арендту, спрашиваю у швейцара, дома ли доктор, а он мне в ответ: „Генерала нет дома“. Ха, ха, ха: генерала!

Скоро после того о подвигах Мандта узнал Петербург. Еще не раз придется говорить и об этой, впрочем, недюжинной личности… Мандт показал всем лейб-медикам, как они должны поступать, чтобы иметь прочное и мощное влияние на коронованных пациентов и их царедворцев».

Так или иначе, близость ко Двору великой княгини Елены Павловны сделала имя карьерного немца известным в аристократической среде Петербурга. Однако вершины карьеры Мандт достиг после того, как его пригласили для оказания медицинской помощи к императрице Александре Федоровне.

Дочь Николая I зафиксировала в своих воспоминаниях обстоятельства первого визита Мандта в Зимний дворец, который состоялся весной 1838 г. В это время здоровье императрицы Александры Федоровны «пошатнулось». Она страдала «кашлем и несварением желудка». При этом у императрицы были свои лечащие врачи – лейб-медики Маркус и Раух. Как отмечает великая княгиня Ольга Николаевна, они были «в горе и отчаянии». И на фоне этого «горя и отчаяния» в Зимний дворец, по рекомендации великой княгини Елены Павловны, на консилиум пригласили М. М. Мандта.

Харизматичный Мандт (для врача это очень важно!) сразу же оттеснил на задний план лечащих врачей императрицы: «С того дня, как он появился, стало доминировать его мнение, тяжелое, деспотическое, как приговор судьбы. На Папа он имел огромное влияние, я бы сказала, прямо магическое. Папа слушался его беспрекословно. Мандт нарисовал ему будущее Мама в самых черных красках. Его методой было внушить страх, чтобы потом сделаться необходимым. Мама он прописал следующее лечение: ничего жидкого, никаких супов, зато ростбиф, картофельное пюре, молочную кашу, кожуру горького апельсина. И это неделями!»[732].

Видимо, Мандт в буквальном смысле «пришелся ко Двору», поскольку сумел понравиться императрице и произвести впечатление на весьма недоверчивого и самостоятельного в суждениях Николая I. За оказанные императрице медицинские услуги Николай I сделал Мандта в 1839 г. почетным лейб-медиком. Надо заметить, что редко кто производил на Николая I такое сильное впечатление («Папа слушался его беспрекословно») и вплоть до смерти Николая I в 1855 г., то есть на протяжении почти 17 лет, авторитет Мандта не был поколеблен в глазах императора.

Отметим, что в литературе Мандта, как правило, называют просто лейб-медиком. Но известно, что имелись существенные различия в статусе почетного лейб-медика и лейб-медика. Дело в том, что к середине 1830-х гг. вокруг Николая I уже сложился круг врачей, которые имели статус лейб-медиков, и царь не видел смысла расширять их число, зафиксированное в штатном расписании Придворной медицинской части. Позже, 9 ноября 1840 г., высочайшим указом Правительствующему сенату, специально для Мандта ввели новую должность – почетного лейб-медика и консультанта. В том же 1840 г., по личному распоряжению Николая I, Мандт получил чин действительного статского советника, соответствующий генеральскому чину. В бюрократической России николаевской эпохи все эти тонкие градации имели весьма существенное значение. Но особенностью России во все времена оставалось то, что важней всяких званий и должностей была реальная «близость к телу» первого лица государства. А Мандт сумел не только войти, но и удержаться в «ближнем круге» царя.

Если обратиться к документам, то из них следует, что в 1840 г. Манд чувствовал себя настолько прочно в Зимнем дворце, что выдвинул ряд условий, на которых он соглашался перейти на русскую службу: 1. Действительный статский советник соответствует тому чину, который Мандт получил от прусского правительства; 2. Мандт просил «присвоить ему звание лейб-медика Двора Вашего величества, но с зачислением в Военно-медицинское ведомство, которого и мундир ему носить»; 3. Производить ему содержание по 25 000 руб. ассигнациями в год; 4. Возложить на него образование на практике ежегодно 12 студентов Медико-хирургической академии, «дав ему на этот предмет для пользования нужное число больных во 2-м Санкт-Петербургском Военно-Сухопутном госпитале»[733].

Надо сказать, что Николая I несколько озадачили столь жесткие требования врача. Поэтому император запросил сведения о том, сколько получают его лейб-медики и «какому чину соответствует настоящее звание Мандта». Как следует из подготовленной для царя справки, лейб-медик Маркус получал 24 000 руб., Арендт – 14 920 руб. и 2000 руб. ежегодно из Государственного казначейства. Прусское же звание обер-медицинальрата, которое имел Мандт, соответствовало статскому или действительному статскому советнику.

После знакомства с этой справкой Николай I напротив первого пункта 9 ноября 1840 г. написал «Да»; напротив второго пункта – «почетным лейб-медиком с отчислением по Военному ведомству»; напротив третьего – «4 тыс. руб. из Кабинета, 2 тыс. руб. от жены, 5 тыс. руб. из Казначейства жалованья, 5 тыс. руб. столовых, 5 тыс. руб. на квартиру, 4 тыс. руб. на экипаж»[734]. Вся сумма и составила искомые 25 000 руб. В именном Указе Правительствующему сенату значилось: «…согласно просьбе его, принимаю в службу Нашу… всемилостивейше повелеваем быть ему почетным лейб-медиком Двора Нашего, с состоянием в Военно-медицинском ведомстве. Николай. 9 ноября 1840 г.»[735].

Поскольку Мандт строил свою карьеру на близости к Императорскому двору, она хорошо прослеживается по официальному изданию – «Адрес-календарь и общий штат Российской империи», издававшемуся ежегодно. Впервые имя Мандта упоминается в 1841 г. К этому времени он уже почетный лейб-медик, действительный статский советник, кавалер орденов Св. Анны II ст. с императорской короной и Св. Станислава II ст., состоящий по Военному ведомству. В 1845 г. впервые было упомянуто, что Мандт не только почетный лейб-медик, но и консультант. До него в Придворной медицинской части Министерства Императорского двора консультантов не было[736]. Собственно, эта должность подчеркивала его особый статус и при Дворе, и в медицинском сообществе Петербурга. В 1851 г. Мандт впервые упомянут как тайный советник. Надо заметить, что этот чин, соответствующий IV классу, среди медиков имели единицы калибра баронета Якова Виллие, личного врача трех императоров (Павла I, Александра I, Николая I) и создателя Придворной медицинской части. Карьерный рост Мандта был впечатляющим. Все остальные лейб-медики являлись обрусевшими иностранцами, подданными Империи, занимавшими значительные медицинские посты. Но из них только трое являлись к 1855 г. тайными советниками. Карьера же Мандта, сохранившего прусское подданство, очень успешно строилась исключительно на близости к Императорскому двору.