Жизнь Людовика XIV - Александр Дюма

— Без сомнения, — ответил президент, — г-д Реца, де Бриссака, Монтрезора, Комартена, Аккевиля… — Бельевр остановился, так как кардинал вспыхнул. — Понятно, — продолжил визитер, — но дайте мне договорить до конца, поскольку не хочу, чтобы вы хотя бы одну минуту считали меня способным предполагать, будто вы согласитесь на подобные предложения!

— Тогда для чего же вы ко мне пришли? — спросил кардинал.

— Для того, — продолжил свою речь Бельевр, — чтобы сообщить вам, что ваши друзья убеждены, будто если вы будете твердо стоять на своем, то двор вернет вам свободу Однако ошибается и Мазарини, полагая, что вы согласитесь на им предлагаемое и попросите отставку. Мазарини сам по себе удовольствовался бы этим, но королева приходит в отчаяние от одной мысли, что вы можете выйти из тюрьмы! Летелье говорит, что кардинал Мазарини сошел с ума, собираясь вас выпустить, Фуке приходит от этого в бешенство, а Сервьен соглашается с мнением министра только потому, что оно не совпадает с мнением его товарищей. Итак, повторяю, что только Мазарини желает вам свободы, да и то это еще сомнительно. Ваша борьба как архиепископа произведет возмущение, но неизвестно, чем оно кончится! Папский нунций будет сыпать угрозами, но это ни к чему не приведет! Приходские священники будут проповедовать, но народ утомлен и вряд ли возьмется за оружие. Все, что я сказал, двор знает так же хорошо, как и я. Вас, быть может, переведут в Гавр или Брест, где вы будете предоставлены совершенному произволу ваших врагов, которые поступят с вами, как им вздумается!

— А как вы думаете, — спросил кардинал Рец со спокойствием, доказывавшим, что он уже останавливался на этом предложении, — не собирается ли Мазарини отравить меня?

— Нет, — ответил президент, — Мазарини не кровожаден, я его знаю, но меня ужасает то, что я узнал от ваших друзей!

— Что же вы узнали?

— Что Навайль говорил вам, будто решено скоро подать вам помощь и что можно последовать примеру, который уже не один раз показали нам соседние государства.

— Итак, — сказал кардинал, — вы требуете, чтобы я подал прошение об отставке?

— Нет, — возразил Бельевр, — я спрошу вас, как законоведа, может ли связать просьба об отставке, поданная из тюрьмы?

— Нет, нисколько, — подтвердил кардинал. — Поэтому-то, как вы видите, они и не довольствуются ею, а требуют еще залога.

— Однако, если я устрою так, — предложил Бельевр, — что от вас не потребуют залога?

— О, тогда, — кардинал улыбнулся, — тогда я подпишу, и в ту же минуту.

— Хорошо, — сказал Бельевр, — остальное я беру на себя. Вы же твердо мне сопротивляйтесь и не соглашайтесь ни на какие условия!

Кардинал согласился последовать совету, а президент вышел от него с самым печальным лицом. За дверями его остановил Прадель.

— Ну и как? — поинтересовался офицер.

— Как? — ответил президент. — Вы видите, я в отчаянии!

— Так он отказывается? — удивился Прадель.

— Да, — печалился Бельевр, — но его удерживает не архиепископство, он мало о нем беспокоится и при других обстоятельствах, я думаю, он без затруднений согласился бы на отставку. Он считает, что требованием заложников оскорбляют его честь, и он никогда на это не согласится! Поэтому я не хочу вмешиваться более в это дело, поскольку тут ничего не поделаешь!

И с этими словами президент Бельевр удалился.

На другой день президент Бельевр явился снова. Мазарини, боявшийся возобновления бунтов, поскольку после помазания короля на царство он собирался двинуть все силы на отражение принца Конде, согласился на средний вариант. В обмен на семь аббатств кардинал Рец соглашался на свою отставку, но с тем условием, что если папа утвердит эту отставку, то кардинал останется тогда арестантом в Нанте у маршала ла Мейльере, своего родственника, которому кардинал, по признанию самого маршала, почти спас жизнь во время ареста Брусселя. Во всяком случае, что бы ни вышло из отречения кардинала, маршал по воле короля вручил президенту Бельевру письменное обязательство относительно кардинала Реца. О заложниках никто не вспоминал. Предложения были так выгодны, особенно при мысленном условии, которым кардинал Рец не задумался бы воспользоваться, что он даже засомневался, но посредник показал обещание маршала ла Мейльере:

«Мы, герцог ла Мейльере, пэр и маршал Франции, даем обещание г-ну кардиналу Рецу, что во исполнение письма короля, копия которого прилагается, мы позволим г-ну кардиналу Рецу свободно уехать в Рим по согласию, заключенному с г-ном Бельевром, первым президентом парламента Парижа, и это мы исполним в то самое время, когда получим известие, что к Римскому двору отправлено послание архиепископства Парижского об отрешении вышепоименованного кардинала Реца в пользу того, кого его величество предложит его святейшеству, или когда его величество получит соответствующую грамоту его святейшества, и мы исполним это не ожидая на то нового повеления его величества и даже если бы получили противное сему».

На это кардинал Рец подписал следующее:

«Мы, кардинал Рец, удостоверяем, что ничего не желаем более от г-на герцога ла Мейльере, как исполнения содержащегося здесь обещания в означенное время и при означенных условиях.

Дано 28 марта 1654 года».

На другой день кардинал выехал из Венсенна в сопровождении отряда легкой кавалерии, пехоты и стражи его преосвященства. Президент Бельевр сопровождал арестанта до Порт-а-л Англэ, где простился с ним, чтобы вернуться в Париж, а кардинал продолжил путь в Нант. В Божанси сменили конвой и сели на суда. Прадель, которому было поручено сопровождать кардинала до места назначения, сел вместе с ними, а отряд гвардейцев поместился на другом корабле. Наконец, в Нанте арестант был сдан под присмотр маршала ла Мейльере.

Принц Конде узнал об освобождении кардинала Реца в Брюсселе, где он тогда находился. Хотя они расстались почти врагами, принц подумал, что наступило время примирения, и написал маркизу Нуармутье, одному из самых искренних друзей кардинала, письмо следующего содержания:

«Брюссель, 7 апреля 1654 года.

Милостивый государь!

С величайшей радостью узнал о выезде кардинала Реца из Венсенна и покорно прошу Вас засвидетельствовать ему то участие, которое я в этом принимаю. Если бы я знал, что он совершенно свободен, то не преминул бы написать ему самому, но в его положении боюсь ему повредить. Я сделаю это немедленно, как только Вы меня уведомите, что можно ему писать. Итак, я выбираю Вас в этом своим руководителем и обещаю в любых обстоятельствах доказать, что я, милостивый государь, Ваш брат и усердный слуга.

Луи Бурбон».

Впрочем, положение кардинала Реца изменилось к лучшему — маршал ла Мейльере принял его с совершенной предупредительностью и как скоро арестант устроился в замке постарался доставить ему всевозможные удовольствия. Днем желающие могли его видеть, и почти каждый вечер у него бывали театральные представления, на которых присутствовали дамы из Нанта и его окрестностей. Конечно, вся эта предупредительность и желание доставить знаменитому арестанту как можно больше удовольствий нисколько не отменяли всякого рода предосторожности и с него не спускали глаз. Кардиналу Рецу для прогулок был отведен небольшой сад на бастионе, подножие которого омывалось рекой, и как только он входил в сад, стража располагалась на террасе, откуда можно было видеть каждое движение арестанта, а когда он возвращался в свою комнату, у дверей становились шесть стражей. Окно комнаты кардинала было не только высоко и забрано железной решеткой, но еще и выходило на двор, где всегда стоял караул.