Адмирал Колчак - Павел Зырянов

Зная, что на Дальнем Востоке японцы работать ему не дадут, Колчак решил пробираться на Юг, чтобы разыскать свою семью, а потом явиться к Алексееву и Корнилову. Он не знал, что Корнилов погиб ещё в апреле. Алексеев же всё чаще и тяжелее болел.

В сентябре стало известно, что Нокс и Реньо на одном пароходе едут во Владивосток. Видимо, с помощью Нокса Колчак получил место на этом пароходе. Японцы не препятствовали его отъезду. А с Анной Васильевной он условился, что вызовет её, как только где-то прочно устроится.[882]

16 сентября 1918 года Колчак отправился во Владивосток. Заканчивались скитания по дальним и чужим странам. А на родине, в России, у него теперь не было своего угла и неизвестно где ютилась семья. Не было и Русского флота, вырастившего и воспитавшего его, в который он, в свою очередь, вложил много сил. Всё сгорело в огне и дыму этой войны – остался один пепел. Рухнуло и государство. Теперь всё надо было создавать заново. Он возвращался в Россию не только для того, чтобы воевать, но также чтобы и строить.

14 мая 1918 года на станции Челябинск остановился поезд с чехословацкими солдатами. На прицепленной к нему открытой платформе был закреплён фургон, и чешский солдат его чинил. Мимо проходил эшелон с беженцами и австро-венгерскими военнопленными. Кто-то швырнул кусок железа и попал в голову чеха, который потерял сознание.

Месть чехословацких легионеров была скорой и беспощадной. Поезд остановили, отцепили от него три вагона с пленными, выгнали их на пути. Быстро, с применением рукоприкладства, провели следствие, вытащили прятавшегося за спины молодого венгра, который совершил хулиганский поступок, и тут же закололи его штыками. Безоружные венгры ничего не могли сделать против вооружённых чехов и словаков.

Челябинский Совет задержал нескольких участников самосуда. Тогда чехи и словаки захватили вокзал, оцепили центр города, разоружили местный гарнизон и перерезали телефонную линию. Когда Совет освободил арестованных, легионеры ушли из города, но продолжали удерживать вокзал.[883]

Родственные славянские народы чехи и словаки не любили венгров, которые в тогдашней Австро-Венгрии были одной из двух господствующих наций. Во время Первой мировой войны чехи и словаки массами сдавались в плен. Венгры же дрались по-настоящему.

В плену среди чехов и словаков развернулось движение за воссоздание собственной государственности. Чтобы добиться этого, надо было сокрушить империю Габсбургов. Первая дивизия, сформированная из чехов и словаков, в 1917 году выдвинулась на Восточный фронт и показала стойкость в боях. Вскоре была сформирована вторая дивизия, затем третья. Их свели в Чехословацкий корпус, или легион, как его называли сами чехи и словаки.

Чехословацким частям не хватало офицеров. Вакантные должности заполнялись отчасти собственными выдвиженцами. Так, прапорщик Радола Гайда, по профессии фельдшер, стал командовать полком. Приглашались и русские офицеры, изгнанные солдатскими комитетами из своих частей.

Когда был заключён Брестский мир, Чехословацкий национальный совет решил перебросить корпус на Западный фронт, во Францию. Французское правительство охотно приняло это предложение и включило корпус в состав своих войск. Советское же правительство оказалось как бы между двух огней. С одной стороны, оно не хотело окончательно портить отношения с Антантой. С другой же стороны, Германия была недовольна тем, что из России, заключившей с ней мирный договор, перебрасываются подкрепления её врагам.

Политическое руководство и командование корпуса вполне лояльно относились к Советской власти. Корпус отказал в помощи Центральной Раде, которую теснили большевики. Не получил помощи и генерал Алексеев. 26 марта 1918 года, после долгих переговоров, с Советским правительством было заключено соглашение об эвакуации Чехословацкого корпуса через Владивосток. Корпус должен был сдать основную часть своего оружия, оставив для самозащиты только одну вооружённую роту на эшелон. Этот пункт соглашения вызвал в корпусе большое недовольство и всячески саботировался. Значительная часть оружия осталась несданной.[884]

То ли поэтому, то ли под давлением Германии, но большевистское руководство, сославшись на высадку японцев во Владивостоке, распорядилось приостановить эвакуацию и затеяло новые переговоры. Это вызвало ропот и недовольство среди легионеров. Поползли слухи, что их хотят заключить в лагеря, а потом выдать Австро-Венгрии, где их ждёт суд за измену. Стали раздаваться голоса, что во Владивосток надо пробиваться силой оружия.

Когда в Москве стало известно об инциденте в Челябинске, власти арестовали двух членов Чехословацкого национального совета. Находясь под арестом, они разослали по эшелонам телеграммы с приказанием сдать всё оружие. Как раз в это время в Челябинске собрался съезд чехословацких военных делегатов. Московские аресты усилили на съезде позицию так называемой «военной партии» во главе с Богданом Павлу. Съезд постановил прекратить сдачу оружия и двигаться во Владивосток «собственным порядком».

Ответный ход большевиков был не очень расчётлив. 25 мая нарком по военным делам Л. Д. Троцкий разослал телеграмму:

В действительности местные Советы не имели никакой возможности «выбрасывать» легионеров из эшелонов, а у самого наркома не было «надёжных сил», чтобы «проучить» мятежников. Телеграмма, посылавшаяся с целью запугивания, возымела обратное действие. Расценив её как объявление открытой войны, легионеры стали разгонять Советы и разоружать подразделения Красной Армии.

В то время Чехословацкий корпус (40 тысяч бойцов) являлся единственной крупной и хорошо организованной военной силой на всём пространстве страны, охваченной хаосом и беззаконием.

Придя к власти, большевики вскоре заявили себя жёсткими государственниками. Но они долго не могли справиться с разгулявшейся «атаманщиной», при помощи которой пришли к власти и которой было немало в их собственных рядах. Кроме того, они сразу задались целью не просто восстановить в стране государственную власть и наладить нормальную жизнь, казавшуюся многим из них пошлостью и мещанством. Нет, они сразу стали вводить «социалистические преобразования». «Красногвардейская атака на капитал», имевшая явные черты «атаманщины» и в короткое время лишившая собственности тысячи людей, создала для новой власти массу врагов – от крупных воротил до мелких хозяйчиков. Дело дошло и до простого мужика, «укрывателя хлеба» – в деревне тогда, в обстановке безудержной инфляции, не прятал хлеб только тот, кто его не имел, а таких там пока было ещё немного.