Колониальная служба - Мюррей Лейнстер

Бортинженер снова нервно облизал губы и судорожным движением поправил свою щегольскую фуражку.

— Вы мне не доверяете, — заключил он. — И всем остальным. — Несколько секунд он с мольбой и страхом смотрел на Горна, а затем с дрожью в голосе проговорил: — Мне… надо выпить. Срочно.

Горн кивнул. Инженер, пошатываясь, удалился. Несколько минут разговора с Горном поставили жирный крест на его карьере. В его вотчине уже прочно обосновался бывший пленник, парень, который ни черта не боится, а сам кого хочешь запугает.

Впервые увидев Горна в машинном отделении, инженер чрезвычайно обрадовался возможности отдохнуть, забыться в пьяном угаре, но когда вернулся, обнаружил, что его место уже принадлежит чужаку. Он отлично понимал, что теперь ему не выбраться с «Тебана» живым — он слишком много знал. Только что Горн, может быть, сам того не желая, огласил его смертный приговор. Бортинженера ожидало единственное логическое завершение карьеры — прыжок в открытый космос через воздушный шлюз.

Маленькому сморщенному человечку оставалось одно — уйти в хмельное забвение, но можно ли спрятаться в нем надолго?

Горн скрипнул зубами. Никто из команды «Тебана» не раскроет ему планы Ларсена, потому что их никто не знает. Если инженер сказал правду, только капитану известно о том, что происходит на самом деле. Горну, несмотря на все его ухищрения, удалось выяснить только одно: «Тебан» окажется на Гермесе как раз в тот момент, когда мимо будет проходить «Даная».

И на «Данае» летит Джинни… Он как мог гнал от себя тревогу. Нет, конечно же, ей не грозит никакая опасность. Мыслимое ли дело, чтобы экипаж старого космического грузовоза затеял взять на абордаж межзвездный лайнер? Да нет, это, безусловно, нелепость. В нынешние времена делать ставку на пиратство? Сама мысль об этом абсурдна. «Даная», разумеется, выйдет из гиперпространства около Гермеса, — ее пилоты должны убедиться, что трасса впереди чиста. Но «около» — понятие растяжимое. Никто не в силах определить с точностью до миллиона миль линейную координату выхода корабля в нормальное пространство. А ведь еще надо учесть, что «Даная» задержится очень ненадолго — лишь на срок, необходимый для привязки к Гермесу и корректировки курса. Даже если планы Ларсена все-таки имеют какое-то отношение к «Данае», космос слишком обширен; и у команды затаившегося в засаде грузовоза чрезвычайно мало шансов заметить хотя бы отблеск света на корпусе лайнера, прежде чем он благополучно уйдет в гиперпространство снова.

Горн вышел из машинного отделения, чтобы выпить кофе. В кают-компании собралась добрая половина команды, и судя по мрачным выражениям лиц, их обладатели пребывали далеко не в самом лучшем расположении духа. Двигатели космического корабля — даже устаревшие двигатели Рикардо — должны работать совершенно бесшумно. А на «Тебане» они гудели, жужжали, скрипели, да так, что ныли зубы и мороз шел по коже. Сейчас двигатели дребезжали громче, чем вчера, и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, чем это может кончиться. Если раньше они хрипели и скрежетали, то с момента появления Горна в машинном отделении к этим звукам добавился пронзительный вой, а теперь еще и странное бульканье.

Войдя в кают-компанию, Горн сразу притянул к себе множество напряженных взглядов. А потом его засыпали вопросами — состояние двигателей интересовало всех.

Горн не пожалел мрачных красок, во всех подробностях описывая положение дел. Фазовый распределитель вот-вот прикажет долго жить. Узлы синхронизатора так обветшали, что предсказать их действие не представлялось возможным. Корродированные пластины постоянно перегреваются и создают опасность пробоя изолирующего слоя. Есть и другие побочные эффекты; одному Господу Богу известно, что может в действительности произойти, если они наложатся друг на друга.

Горн сообщил, что лично он боится даже подумать об этом. Кроме того, несколько плат нуждаются в полной замене — отремонтировать их невозможно. Шанс успокоить двигатели на какое-то время есть — при условии, что Горн обнаружил все неполадки. Но, скорее всего, он что-то упустил из виду, так как не до всех узлов работающего двигателя можно добраться. «Тебану» жизненно необходим капитальный ремонт с заменой двигателей, хотя лучше не мучить старого бродягу, а сразу отправить под автоген.

Каждое слово Горна было весомым, как удар кувалды. Любой из своих выводов он был готов доказать — если в экипаже вдруг отыщется эрудит, нахватавшийся знаний в машинном отделении, и пристанет с вопросами.

С каждой минутой его собеседники вели себя все беспокойнее, в страхе прислушивались к звуку двигателей: им чудились грозные перемены. Горн, внимательно следивший за настроением команды, не пожалел красноречия и довел людей чуть не до паники. И все же он не услышал ни слова осуждения в адрес Ларсена.

На второй день полета к Гермесу двигатели внезапно умолкли. Во всех отсеках погас свет. Пропала искусственная гравитация. Отключились системы регенерации воздуха. Корабль безжизненно дрейфовал в пространстве — в обычном пространстве, но его команда не видела даже звезд. Такие грузовозы, как «Тебан», не оснащались иллюминаторами — все забортные наблюдения велись только из капитанской рубки.

Поднялся переполох. Ларсен бушевал. Его рев раскатывался по отсекам, пока Горн не потребовал ледяным тоном, чтобы принесли аварийные фонари. Появились огоньки зажигалок, и сразу кто-то возмущенно потребовал их погасить — дескать, какого черта не бережете драгоценный кислород? Наконец кок принес из трюма большой фонарь. Он светил Горну, а тот один за другим проверял узлы, вытаскивая плату за платой, время от времени что-то невнятно бормоча или прерывая работу, чтобы постоять в показной задумчивости.

В машинном отделении собралась вся команда. На двигатели падал мертвенный свет фонаря, в сумраке отсека блестели округлившиеся от страха глаза членов экипажа. Разъяренный Ларсен кричал, что Горн сам не знает, что делает, и надо притащить инженера, пока не случилось беды.

Его и притащили — передвигаться самостоятельно он не мог. Мертвецки пьяный коротышка плыл в невесомости, руки висели плетьми. Одного взгляда на него Ларсену хватило, чтобы дойти до белого каления. Наверное, он прикончил бы бортинженера на месте, если бы в этот момент не раздался равнодушный голос Горна:

— Держитесь за что-нибудь. Я запускаю двигатели.

Возникла суета — люди хватались за скобы и друг за друга, чтобы обрести устойчивость при толчке. На переборках машинного отделения, на узлах громадных двигателей корчились уродливые тени. Дождавшись, когда все найдут опору, Горн нажал кнопку.

Двигатели ожили. Снова поднялся душераздирающий вой, и всего страшнее было то, что в любой момент он мог прекратиться.

Вспыхнул свет. Вернулась тяжесть. Раздался привычный гул — снова заработала система воздухоочистки. Все собравшиеся в двигательном отсеке «Тебана» облегчено загалдели.

Когда, все еще чувствуя дыхание могильного холода, люди разошлись по своим делам и машинное отделение опустело, Горн мысленно подвел итог. Он заглушил двигатели намеренно, чтобы припугнуть Ларсена и остальных, — они должны целиком отдавать себе отчет в том, что их жизнь в руках Горна. Он должен стать последней, единственной надеждой команды «Тебана». Когда это дойдет до каждого, тогда и относиться к нему будут соответственно.