Русская революция. Книга 3. Россия под большевиками. 1918—1924 - Ричард Пайпс

Однако по сути, если в этой статье и можно усмотреть «свидетельство» чего бы то ни было, то скорее всего, что право на любую организованную деятельность имело лишь государство.

Как мы покажем в следующей главе, по мысли Ленина, ослабление государственного надзора над экономикой в условиях перехода к нэпу в 1921 г. требовало усиления контроля в других сферах жизни государства. Именно в этом контексте следует рассматривать наступление на православную церковь, предпринятое в марте 1922 г.

Церковь к тому времени уже нашла способы сосуществования с новым режимом и не представляла для него угрозы41. Но Ленин был непревзойденный мастер провоцировать конфликты и, решившись воевать с церковью и сравнять с землей все, что осталось от ее прежней структуры, без труда нашел подходящий casus belli. Ленин издавна оттачивал искусство разжигания гражданских конфликтов. И в данном случае он вновь прибег к тактике двойного удара: изнутри — используя внутренние разногласия в стане противника, и извне — представляя фальшивые свидетельства его «контрреволюционной» деятельности. Антицерковная кампания 1922 г. должна была раз и навсегда покончить с последними проявлениями независимости религиозных институтов, другими словами — развернуть «Октябрь» в церкви, последнем осколке старого режима. И дабы преодолеть вероятное сопротивление, пятый отдел Наркомюста, ответственный за проведение этой кампании, объединил свои усилия с ЧК42.

В 1921 г. Советскую Россию поразил голод. Согласно официальным данным к марту 1922 г. более 30 млн человек страдало или умирало от голода. В стремлении помочь страждущим возникало множество частных инициатив. В июле группа гражданских лиц, специалистов по сельскому хозяйству, медиков, писателей, с разрешения правительства создали комитет, известный под именем «Помгол», с целью привлечь иностранную помощь, которую самому государству принимать было неловко. Патриарх Тихон согласился предоставить на нужды голодающих «неосвященную» церковную утварь, обычно изготовленную из драгоценных или полудрагоценных металлов. «Освященная» утварь не была включена, ибо ее использование в мирских целях воспринимается как святотатство43. Ленин быстро расправился с подобной частной инициативой, распустив комитет и арестовав его членов44. На предложение Тихона он тоже не откликнулся, ибо имел иные виды на церковные ценности. Ленина, который еще 22-летним юношей высказался против оказания помощи крестьянам Поволжья во время голода 1892 г.45, едва ли заботила судьба крестьян. Однако он изобразил крайнюю обеспокоенность с тем, чтобы поставить церковь во вдвойне сложное положение: с одной стороны, продемонстрировать ее противоречащую христианской морали алчность, с другой — приказав ей сделать то, чего она заведомо сделать не сможет, а именно распродать освященную церковную утварь в пользу голодающих, получить повод обвинить ее в непокорности государству.

Идея, по-видимому, родилась в голове Троцкого, который 30 января 1922 г. писал об этом Ленину, настаивая на том, чтобы операция, которая должна была начаться в марте, была подготовлена в полной тайне[196]. Дабы запустить фальсифицированную волну общественного возмущения, советская пресса стала помещать статьи с требованием конфискации церковных ценностей в пользу голодающих46. Партия организовывала массовые митинги, на которых принимались резолюции о превращении «золота в хлеб»47. 23 февраля Троцкий разослал на места телеграмму с требованием прислать в Москву не менее 10 надежных рабочих и крестьян от каждой губернии, «которые могли бы от имени голодающих выдвинуть требование об обращении излишних церковных ценностей на помощь голодающим»48. Понимая, что стоит за этим, Тихон предложил собрать добровольные пожертвования на сумму, равную стоимости освященной церковной утвари, и в придачу сдать неосвященные ценности, но это предложение было отвергнуто49. Власти искали не способа справиться с голодом, а предлога расправиться с церковью.

Весь февраль коммунистические руководители обсуждали стратегию и тактику предстоящей кампании: очевидно, некоторые сомневались в ее целесообразности именно в тот момент, когда Москва стала получать международное признание50. ГПУ предостерегало Центральный Комитет о том, что конфискация церковных ценностей может вызвать «нежелательные волнения»51. Но Ленин и Троцкий настояли на своем: они преодолели возражения сомневающихся, и 26 февраля был опубликован декрет за подписью М.Калинина, занимавшего парадный пост председателя ВЦИК52. Декрет предписывал местным Советам изымать из церквей все предметы из золота, серебра и драгоценных камней, «изъятие коих не может существенно затронуть интересы самого культа», и передать в пользу голодающих. Истинная цель этих мероприятий была не филантропическая, а политическая, ибо было понятно, что они неизбежно вызовут упорное сопротивление церкви, которое Ленин намеревался обернуть против нее же53. Проведение кампании было поручено комиссии Политбюро под председательством Троцкого.

Начало наступления было строго соотнесено с событиями на международной арене. В октябре 1921 года советское правительство через своего посла Чичерина внесло предложение о созыве международной конференции для решения вопроса о внешних долгах России. Союзники приняли инициативу, и в феврале—марте 1922 г. началась подготовка к конференции в Генуе, которая должна была явиться первым международным форумом, на который была приглашена Советская Россия. Ленин, по всей видимости, рассчитывал, что союзники не рискнут ставить вопрос о выплате долга в зависимость от судьбы Русской церкви. Если это так, то надо признать, что его расчет оказался верным.

Большую услугу ему оказало резкое и неосмотрительное поведение русского духовенства в эмиграции, возглавляемого Антонием Храповицким, который 20 ноября 1921 г. созвал в югославском городе Сремски Карловцы церковный Собор54. Самые реакционные представители православной церкви быстро овладели ситуацией на Соборе, политизировав его работу и призывая к восстановлению российской монархии. В резолюции, адресованной Союзникам, они призывали не допускать представителей Москвы на Генуэзскую конференцию, а, напротив, вооружить русских для освобождения своей родины. Несмотря на то, что митрополит Тихон и церковные иерархи в России не одобряли этой резолюции, она явилась удобным предлогом для обвинения всей православной иерархии, и в России и за границей, в контрреволюции.

Как и следовало ожидать, Тихон отказался подчиниться декрету от 26 февраля. Он заявил, что выдача освященных сосудов мирским властям есть святотатство, и угрожал мирянам, способствующим исполнению декрета, отлучением от церкви, а священнослужителям лишением сана55. За такую непокорность Тихон и его сторонники заслужили клеймо «врагов народа»56. В мае 1922 г. Тихон был снова взят под домашний арест.