Другая история литературы. От самого начала до наших дней - Дмитрий Калюжный

С IV до начала VI века шло выяснение взаимоотношений между христианством и «старинным языческим миром», пишет А. А. Васильев. Задуматься бы ему о смысле высказанного. Ведь не может быть спора с идеей, если отсутствует человек, носитель этой идеи. А если такой человек есть, если идеи не только бродят, но даже имеют свое выражение в книгах, статуях, зданиях в его, человека, современности, то какой же это «старинный мир»? Так, нынче в России спорят между собой «демократы» и «коммунисты». Можно ли назвать коммунистов представителями «древнего мира»? Ведь они застали его при своей жизни, сами еще живы вполне!.. А вот спорщиков, требующих вернуть на престол рюриковичей, вы не найдете.

А нам к тому же объявляют, что, помимо спора христиан с язычниками, шел спор между самими христианами: одни находили достоинство в греческой культуре и считали возможным примирить ее с христианством, другие не допускали, что «языческая древность» может иметь какую-либо ценность для христианина, и отвергали ее. Понятно, что определения типа «старинный», или «древний», или «языческий» привнесли в эти споры тоже последующие историки.

В Александрии царило иное отношение к совместимости христианства и «древнего язычества» (не вчерашнего язычества, а именно «древнего», так пишут историки, не понимая, что делают). Александрийские греческие философы стремились увязать вместе эти два на вид несовместимых элемента. Однако проблема взаимоотношений языческой культуры и христианства никоим образом «не была решена во время дебатов первых трех веков христианской эры», пишет Васильев. Если же мерить историю не веками, а «линиями веков», то удастся найти, что проблема была решена. Ведь она действительно была решена.

Но раз мы собирались перечислять писателей, то начнем. В IV веке Аммиан Марцеллин, сирийский грек родом из Антиохии, писал свои «Деяния», то есть историю Римской империи на латинском языке, стремясь быть продолжателем истории Тацита:

«Его сочинение является важным источником для времени от Юлиана до Валента, а также для готской истории и ранней истории гуннов. Его литературные способности были весьма высоко оценены сегодняшними исследователями. Э. Штайн называл его величайшим литературным гением в мире между Тацитом и Данте (то есть все трое относятся к линиям № 5–6), а H. Бейнз называл его последним великим историком Рима».

В то время в Антиохии жили не только «язычники», но и христиане. Им ничто не мешало сосуществовать рядом. Антиохия в противовес александрийской школе нашла собственное направление в теологии, которое защищало буквальное понимание Священного Писания без аллегорических интерпретаций. Это движение возглавлялось таким необычным человеком, каким был Иоанн Златоуст: «…литературные течения последующих периодов заимствовали идеи, образы и выражения из его трудов как из неисчерпаемого источника. Его репутация была столь велика, что в течение времени многие сочинения безызвестных авторов были приписаны ему. Отношение к нему последующих поколений хорошо характеризуется византийским автором XIV века, Никифором Каллистом (линия № 6, следующая за линией жизни Иоанна Златоуста), который писал: «Я прочитал более тысячи его проповедей, которые источали невыразимую сладость. С самой моей юности я любил его и слушал его голос, как если бы это был голос Господа. И всем, что я знаю, и всем, что я есть, я обязан ему».

Итак, автор XIV века (линия № 6) лично сообщает, что не только прочел произведения автора IV века (линия № 5), но в юности также с любовью слушал его голос. Если историки не смогут предъявить публике граммофон, изобретенный в IV веке, то им придется серьезно отнестись к нашей версии, сближающей времена.

Из палестинского города Кесария происходил «отец церковной истории» Евсевий (IV век). Жизнь этого очередного «отца истории» приходится на ту же линию № 5, что и жизнь «отца истории» Геродота (V до н. э.). Хроника, написанная Евсевием, содержит краткий обзор истории халдеев, ассирийцев, евреев, египтян, греков и римлян. А. А. Васильев пишет, что представляла собой эта хроника:

«Основная ее часть дает хронологические таблицы наиболее важных исторических событий. К сожалению, хроника сохранилась только в армянском переводе и частично в латинском переложении блаж. Иеронима. Таким образом, четкого представления о форме и содержании исходного текста сегодня нет, особенно потому, что сохранившиеся переводы были сделаны не с исходного греческого текста, а с сокращенного его варианта, который появился вскоре после смерти Евсевия… Под пером Евсевия церковная история стала историей мученичеств и преследований, со всем их сопровождающим террором и ужасами. Из-за изобилия документальных сведений его «История» должна быть признана одним из наиболее важных источников для первых трех столетий христианской эры. Кроме того, Евсевий очень важен и потому, что он был первым историком, написавшим историю христианства, охватывающую все возможные аспекты этой темы».

Однако тут же Васильев показывает, каково было отношение «отца истории» к документальности:

«Жизнь Константина», написанная Евсевием позднее, – если вообще она была им написана – вызвала множество интерпретаций и оценок в ученом мире… Константин представлен как избранный Богом император, наделенный даром предвидения, новым Моисеем, назначение которого вести народ Господа к свободе. В интерпретации Евсевия, три сна Константина символизируют Святую Троицу, тогда как сам Константин был благодетелем христиан, который достиг того высокого идеала, о котором они ранее только мечтали. Для того чтобы сохранить в целостности гармонию своего произведения, Евсевий не показывал мрачные события своих дней, однако отдался полностью восхвалению и прославлению своего героя. При умелом обращении, однако, это сочинение может дать ценное понимание времени Константина особенно, так как оно содержит много официальных документов, которые, вероятно, были вставлены после того, как была написана первая редакция работы».

Так подтверждается, что если один историк может написать историю в одном ключе, то другой, взявшись за нее же, может изложить тему совершенно иначе. А поскольку сильный исторический писатель всегда создает своих последователей, каждая из версий быстро обрастает «доказательными» текстами. Так было и после Евсевия – целая группа историков продолжила его дело:

Сократ из Константинополя довел свою «Церковную историю» до 439 года; Созомен был автором другой «Церковной истории», также доведенной до 439 года; Феодорит, епископ Киррский, написал историю от Никейского собора до 428 года, и, наконец, арианин Филосторгий, сочинения которого сохранились только во фрагментах, изложил события до 425 года со своей точки зрения; Лактанций, известный христианский писатель начала IV века писал на латыни историю от времени Диоклетиана и Константина до так называемого Миланского эдикта. Фемистий из Пафлагонии, придворный оратор и сенатор, написал большое сочинение «Парафразы Аристотеля». Наконец, необходимо вспомнить имя императора Юлиана, который «ясно показал свой талант в разных областях литературы».

Наступил V век, относящийся к той же линии, что и IV век. Но теперь вместо сонма историков христианского толка мы обнаруживаем засилье историков-язычников: