Око Судии - Р. Скотт Бэккер

Когда они достигли края кратера, все изменилось так резко, таким разительным оказался контраст с погребенными в глубине горы пещерами, что многим захотелось схватиться хотя бы за лед или камень. Перед ними открывалась хаотичная громада Оствайских гор, сурово всматривающихся в морозный свет высокого неба, — огромные заснеженные пики, уходящие за горизонт. Бескрайние пространства головокружительными высотами и пропастями окружили их со всех сторон, заставляя трепетать все внутри. В первые мгновения людям, родившимся заново, вынести это зрелище было выше их сил.

Но останавливаться надолго никто не собирался. Как ни старайся, вдохнуть полной грудью не получалось. Несмотря на тепло, льющееся от Хуритического Кольца, кожа у всех покраснела, а губы приобрели синий оттенок.

И мучил голод.

Но как только они собрались спускаться, Сома вскрикнул, указывая назад, туда, откуда они пришли, на руины, обступившие края Великой Срединной Оси. Ахкеймион подошел к остальным, всматриваясь вдаль, но старческие глаза могли разобрать только черную точку, движущуюся по заснеженной стальной поверхности замерзшего озера. Одинокую фигуру, пробиравшуюся по снегу вслед за ними…

Молчание прервала Мимара.

— Клирик, — сказала она.

Интерлюдия: Момемн

Ветер доносил звуки мятежа. Где-то на далеких улицах шумели беспорядки.

Кельмомас стоял, положив подбородок на перила балкона, и глядел, как над Имперскими пределами через поток лунного света торжественно шествуют облака. Сама луна стояла так низко над горизонтом, что ее видно не было. Мягкая синева, усеянная звездами, затянула небесный свод, сгущаясь до черноты с изнанки облаков.

Белый Гвоздь Неба ярко светил на землю с проплывающего над головой зенита. Далекий хор пронзительных вскриков и глухого рева предвещал вторжение очередной грубой толпы, освещенной факелами.

Кельмомас не мог выразить ликования. Дыхание было спокойным и глубоким. Устойчивым. Важна устойчивость посреди всеобщего столкновения. Невозмутимость души, выглядывающей наружу из тайного центра мира. Неподвижный движитель.

Незримый властитель.

По небу разносилась многоголосая песнь неповиновения, распадаясь на отдельные крики ярости, страха, смятения. Волнение сотен стычек. Лязг оружия.

«Это все ты, — прошептал голос. — Ты все это сделал».

— Иди сюда, что ты там делаешь? — позвала мать из темных дверей комнаты. Она убрала треножники, чтобы его было лучше видно.

— Мама, мне страшно.

Ее улыбка была слишком печальна, чтобы успокоить и ободрить.

— Не бойся. Ты в безопасности. Их не так много.

Она протянула к нему руки, и он упал в ее объятия, обхватив мать двумя руками за талию. Одно из многочисленных движений, которыми маленькие мальчики ластятся к мамочке. Они вместе пошли к постели, к свету единственного светильника. Остальные новая нянька Эманси уже задула.

Пламя было точкой, на которую больно смотреть, которую нельзя потрогать, она отбрасывала все тени назад, прочь из яркого круга освещенных предметов. На складках полуоткинутого покрывала блестела малиновая вышивка — утки, соединенные крыльями. Мозаика из танцующих медведей разноцветной дугой уходила в темноту потолка.

Мать откинула покрывало и нежно помогла Кельмомасу юркнуть в мягкие складки — еще одно удовольствие, которое он обожал до слез. Мать легла под одеяло вслед за ним, обняла его маленькое тельце своим теплым телом, будто укрыла в ладони. Она мысленно твердила себе, что так лучше для него, что потеря брата — тяжелое горе, но еще тяжелее потеря брата-близнеца. Вспомнить только, как сильна была связь между ними во младенчестве!

Так твердила она себе, и он знал об этом.

Он прикрыл глаза, отдавшись медленному внутреннему течению, которое несло его к преддвериям сна. Материнская любовь окутывала его, под ее защитой было тепло, сухо и безопасно. В ее объятиях пребывала пустота, забытье, равное благодати. Все тревоги отпадали, а с ними — и жестокий мир, из которого они появлялись. Было только здесь. Только сейчас. Вторая точка света, но уже не слепящего, поскольку в центре его был сам Кельмомас.

Пусть другие опаляют себе пальцы. Пусть отводят взгляды.

Он повернулся на другой бок и поерзал, устраиваясь на подушке так, чтобы лежать к матери лицом. Они смотрели друг другу в глаза, мать и сын, несколько бесконечно долгих мгновений. Он ощущает ее присутствие так близко и так живо, что никакие иные силы не могут быть реальнее. Только она, и ничего больше.

Он провел кончиком пальца по краю верхнего одеяла, как будто изучая вышивку, и опустил лицо, изображая, что капризно насупился.

— Я скучаю по Сэмми… — солгал он.

Она сглотнула и прикрыла глаза.

— И я, родной. Я тоже.

Где-то внутри часть души его, хитрая, как змея, беззвучно захохотала. Бедный Самармас. Бедный, бедный Самармас.

— Я с папой не повидался.

Ее взгляд под пеленой слез стал суровым.

— Что делать, Кел. Мы на войне. Твой отец — он… ему приходится идти на жертвы. Как и всем нам. Даже таким славным маленьким мальчикам, как ты…

Она умолкла и стала какой-то далекой, но Кельмомас вполне отчетливо видел ее мысли. «Он не скорбит по нему. Мой муж не скорбит по нашему сыну».

— Знаешь, а дядя Майтанет… — начал юный принц.

В ее выражении лица появилась настороженность. Затуманившиеся глаза сморгнули слезы жалости к себе и вдруг стали внимательными.

— Что дядя?

— Ничего.

— Кел! Что дядя?

— Он такой… он так смешно на тебя смотрит.

— Что значит «смотрит»? Как?

— Мамочка, он на тебя сердится?

— Нет. Он твой дядя. — Ее обращенный внутрь себя взгляд, в котором роятся мысли и тревоги… — А значит, он мой брат, — прибавила она, но он понял, что это больше для себя, чем для него. Она коснулась его щеки левой рукой, той, на которой остался след, как она говорила, от «старой татуировки».

У принца империи задрожали веки, как будто тепло и усталость одолели его.

— Но он гораздо сильнее… — прошептал он, притворяясь, что засыпает. Он откроет глаза потом, когда ее дыхание соскользнет в глубокую пропасть сна.

Незримые властители никогда не дремлют взаправду.

Дом Анасуримбора

Келлхус, аспект-император.

Майтанет, шрайя Тысячи Храмов, сводный брат Келлхуса.

Эсменет, императрица Трех Морей.

Мимара, ее дочь, утратившая связь с матерью с тех времен, когда Эсменет была блудницей.

Моэнгхус, сын Келлхуса от первой жены, Серве, старший из принцев Империи.