Рижский редут - Далия Трускиновская

Я буквально дрожал от нетерпения. Предстояла встреча с Петром Федоровичем Розеном, который один мог выслушать все наши донесения и снять с плеч наших тяжкий груз ответственности за сложившееся положение. Мы пришли к комендантскому дому и узнали, что Розен все еще в Рижском замке.

– Не станет же он там ночевать, – сказал Бессмертный. – Пойдем, полюбуемся закатом с бастионов!

Мы пошли через площадь. Я был в состоянии неземного блаженства. Вот-вот мои злоключения должны прийти к концу.

– Где Камилла? – спросил я.

– На Даленхольме.

– Вот ведь отчаянная девица!

– Весьма разумная девица, – возразил Бессмертный. – Там она в полнейшей безопасности. Что вам удалось разведать о Луизе?

– Похоже, ее тело закопано в сарае за Сорочьей корчмой, а одежда осталась в самом сарае. Во всяком случае, это строение как-то связано с ее смертью, – и я рассказал об испуге пани Малгожаты, благодаря которому я напал на след Тадеуша Жилинского.

– Говорите, стар и на красавчика не похож? – уточнил сержант.

– Послушайте, Бессмертный! Я больше не желаю забивать себе голову словесными портретами Бонапартовых прихвостней! Я хочу лишь одного – помириться с Шешуковым. И чтобы рижская полиция оставила меня в покое!

– Это уж будет другое… Посторонитесь, Морозов.

На площади строилась казачья сотня. Мы отошли и наблюдали, как она, возглавляемая Левиз-оф-Менаром, выезжала через Королевины ворота.

– Пехота ушла тремя часами ранее, – сказал мне Бессмертный. – Насколько я мог понять, она двинулась вверх по реке. Федор Федорович нагонит ее у Даленхольма, и наши друзья ночью наладят для них переправу на неприятельский берег. Помяните мое слово, он единственный из офицеров наших заслужит ордена и почести!

– Если бы он позвал меня в адьютанты, я счел бы это за высокую честь, – отвечал я.

Мы вышли на бастион, где стояли у пушек канониры. Все они знали Бессмертного и приветствовали его.

– Может быть, вы сами полюбуетесь закатом? Мне надобно побриться и привести себя в божеский вид. Не могу же я предстать перед Розеном, словно какой-то бурлак. Правда, мундир мой хранится у Вихрева, и он его по первой же просьбе пришлет. Но сам я с бородой не управлюсь, нужен брадобрей. Не сведете ли к своему? – спросил я.

– Для вас будет лучше предстать перед Розеном в таком виде. Пусть сразу поймет, что вам пришлось немало пережить и вы доподлинно вели наблюдение за шпионами. – Бессмертный мечтательно вздохнул. – Люблю я порт на закате, когда в нем тихо и на воду ложатся эти золотые и багровые дорожки…

– Я прямо не верю, что завтра мои нелепые скитания кончатся, и мундир мой ко мне вернется, и я не буду принужден ни от кого скрываться…

– Забавно, в Роченсальме я главным образом любовался морскими рассветами, а в здешних краях могу порадоваться лишь закатам, – продолжал Бессмертный. – Когда мы ходили морем к Шлоку, я ждал этого часа. И, знаете, есть нечто странное в городе, который обречен видеть лишь закаты.

Мы некоторое время постояли, глядя на рваные облака, гонимые западным ветром. Вместе с нами в небо глядел сидевший на лафете рыжий кот. Я знал его, это был Васька, любимец попадьи, матушки Неонилы. И я невольно усмехнулся тому, что и на войне есть свой уют, – вон, канонир смотрит на Ваську с умилением, а товарищ его, усмехаясь, втихомолку мастерит игрушку из веревочки.

– Ночью вест сменится крепким нордом, – сказал Бессмертный, – а к исходу суток и норд весь выдуется…

Я вздохнул с облегчением – он, слава те Господи, не только разнообразием красок заката наслаждался.

Внизу располагался порт – деревянные причалы на сваях, палы для швартовки, ряды лодок, йолов, баркасов, транспортов, всего того, что понастроили во время шведских войн. Порт жил своей привычной жизнью. Одни лодки заступали на вахту, другие сменялись с вахты, и человеку, любящему флот, отрадно следить за этой жизнью, слушать голоса, далекий смех, чье-то недружное хоровое пение, любоваться парусами – а они вызывают легкое волнение даже в душе у ветерана, который тридцать лет шил и чинил эти огромные полотнища, так что должен был бы их возненавидеть.

– Все не так уж плохо, – сказал я. – Завтра мы сдадим Розену под расписку всех наших свидетелей. И пусть уж его люди выслеживают, как Аким Щепка встречается с лазутчиками, да что он им передает, да что они ему передают. Пусть уж они докапываются, что это за мешки были отданы на сохранение Ларионову!

– Сильно мне эти мешки не нравятся, – заметил Бессмертный. – Уж не порох ли в них? Почему? Потому что я думаю – и не могу придумать иного предмета, который прячется лазутчиками в мешках.

– И пусть они отыскивают тело покойной Луизы!

– Да будет вам, Морозов, – усталым голосом молвил Бессмертный. – Я все разумею, да только угомонитесь малость.

Я понял, что он действительно хочет в тишине насладиться закатом. Вот уж чего трудно было ожидать от Канонирской Чумы!

Он глядел на небо, я – на причал. Вдруг я увидел торопливо идущего по дощатым настилам Мартына Кучина. Он был не один, за ним поспешал, прихрамывая, пожилой бородатый мужчина в древнем, еще екатерининского времени, длинном зеленом кафтане.

– Это что еще за диво? – заинтересовался я.

– Где? – быстро спросил Бессмертный.

– Да вот же, бежит по причалам!

– И кто это?

– Это Мартын Кучин!

– Он ничего не забыл поблизости от канонерских лодок…

Мы переглянулись. Здесь, в порту, хозяевами были мы! И Бессмертный мог быстро найти офицера, который распорядился бы арестовать обнаглевшего лазутчика.

– Морозов, бегите за ним, – велел Бессмертный, – я вскоре догоню вас!

Я плохо ориентировался в Цитадели. То есть я знал расположение всех зданий, включая смирительный дом, но не представлял, как спуститься с бастиона на речной берег. Поэтому я припустил со всех ног к известным мне воротам. Когда по крепости, где обитает гарнизон, несется сломя голову человек, одетый местным рыбаком, это вызывает законное возмущение, и мне вслед кричали, требуя, чтобы я остановился, но я благополучно выскочил за ворота и побежал в порт.

Разумеется, никакого Мартына Кучина я на причале не застал, но нетрудно было догадаться, что его сопровождал сторож Аким Щепка. Ох, не стоило фальшивому Мартыну называть мне его имя! Я сразу же стал спрашивать всех встречных, и они, явно дивясь тому, что рыбак-латыш превосходно говорит по-русски, указали мне, куда направилась преступная парочка.

Таким образом я добежал почти до Андреасхольма. Там деревянного причала уже не было, и попасть на пришвартованную лодку посуху не удавалось. Матросы и гребцы расхаживали босиком, в закатанных панталонах.

– Акима Щепку не видали, братцы? – спросил я их.

К счастью, нашелся человек, знающий сторожа в лицо.