КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы - Леонид Млечин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В центральный аппарат Хрущев Игнатьева не вернул, но тот четыре года проработал первым секретарем Башкирского обкома и еще три года первым секретарем Татарского обкома. В октябре 1960 года Хрущев отправил кавалера четырех орденов Ленина на пенсию. Игнатьеву было всего пятьдесят шесть лет, но Хрущеву он уже был не нужен. Двадцать с лишним лет бывший министр госбезопасности наслаждался своей персональной пенсией.
Он умер 27 ноября 1983 года и был похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве. В «Правде» появился небольшой некролог, извещавший о смерти «персонального пенсионера союзного значения, члена КПСС с 1926 года Семена Денисовича Игнатьева». В некрологе говорилось, что «его отличали скромность и чуткое отношение к людям».
Этот человек оказал большое влияние на судьбу нашей страны. Но оценивают его по-разному. Одни считают его исчадием ада, другие — выдающимся организатором, которому не дали развернуться.
История явно могла пойти иным путем. Если бы Никита Сергеевич Хрущев не оказался таким ловким и умелым политиком, послесталинская «оттепель» была бы связана не с его именем, а с именем Лаврентия Павловича Берии. Именно Берия в те неполные четыре месяца, которые были ему отведены после смерти Сталина и до его расстрела, предстал главным зачинщиком радикальных реформ.
Все, что тогда гневно ставили Берии в вину, теперь можно бы поставить ему в заслугу: борьба с культом личности Сталина и со всевластием партийного аппарата, амнистия, выдвижение национальных кадров, стремление восстановить отношения с Югославией и не мешать воссоединению Германии.
Сделанное Берией нельзя игнорировать. Но надо ответить на главный вопрос: он оборотень, который после смерти Сталина пытался отмежеваться от того, что сам же и сделал? Или у него действительно был какой-то план преобразований?
СТАЛИН ЕГО БОЯЛСЯ
5 марта 1953 года маршал Берия стал одним из руководителей страны — первый заместитель председателя Совета министров, член президиума ЦК партии, министр внутренних дел. А уже 26 июня он был арестован. У власти он находился 114 дней.
За это короткое время он приступил к реанимации уже почти совсем загубленной страны: были выпущены первые политзаключенные, ослаблена атмосфера страха, во внешней политике мелькнули признаки разрядки. Было закрыто несколько позорных дел, заведенных министерством госбезопасности, и наказаны те, кто их организовал. Начались переговоры о перемирии в Корее, где три года шла война.
Врачи еще не диагностировали смерть Сталина, а его соратники уже поделили власть. Пост председателя Совета министров, который занимал Сталин, отдали Маленкову. На сессии Верховного Совета с предложением назначить Маленкова главой правительства выступил именно Берия.
При Сталине Маленков был фигурой номер два, сейчас по логике вещей становился номером первым. Иосиф Виссарионович, правда, сохранял за собой и пост секретаря ЦК, а Маленков 14 марта на пленуме от него отказался, «имея в виду нецелесообразность совмещения функций председателя Совета Министров СССР и секретаря ЦК КПСС».
Четыре самые крупные фигуры стали первыми заместителями главы правительства: Берия, он же министр внутренних дел; Молотов, он же министр иностранных дел; Булганин, он же военный министр, и Каганович. Эти же четверо вместе с Маленковым и Хрущевым составляют костяк нового президиума ЦК.
Секретариат ЦК избрали всего из пяти человек, причем пятого — Семена Денисовича Игнатьева — почти сразу с позором вывели. Возглавлял партийную работу Хрущев, но первым секретарем он станет только в сентябре 1953 года. Берия и Маленков считали, что правительство важнее ЦК. Так было при Ленине, так было и в последние годы при Сталине. Ключевые вопросы решал президиум Совета министров.
Тем более, что, за исключением Хрущева, секретари ЦК были неавторитетными аппаратчиками, которые не могли и не смели спорить с Берией или Маленковым. Хрущев потом на пленуме расскажет, как в Москву приехал глава партии и правительства Венгрии Матяш Ракоши, который вежливо спросил у советских товарищей: — Я прошу дать совет: какие вопросы следует решать в Совете министров, а какие в ЦК?
Тогда Берия пренебрежительно сказал:
— Что ЦК? Пусть Совмин все решает, а ЦК пусть занимается кадрами и пропагандой…
8 мая в правдинской передовой «Совершенствовать работу государственного аппарата» говорилось: «Партийные комитеты подменяют и обезличивают советские органы, работают за них… Берут на себя несвойственные им административно-распорядительные функции…» Передовую заметили все.
5 марта было принято решение об образовании единого министерства внутренних дел, объединившего собственно МВД и бывшее министерство госбезопасности. Первыми заместителями Берии были назначены Сергей Никифорович Круглов, Богдан Захарович Кобулов и Иван Александрович Серов.
Берия выпустил из тюрьмы примерно половину арестованных при Игнатьеве сотрудников МГБ — тех, кому доверял, кто ему был нужен. Зато разогнал партработников, которых привел на Лубянку Семен Денисович. У них отобрали машины, всех попросили освободить кабинеты.
Серафим Лялин, которого взяли в МГБ заместителем начальника 2-го главка, рассказывал потом друзьям:
— Глубокой ночью вызвал Берия. В его приемной находилось три-четыре человека, как и я, направленных в органы с партработы. Берия грубо сказал: «Ну что, засранцы, вы чекистского дела не знаете. Надо вам подобрать что-то попроще». И объявил, кто куда убывает. Мне было предложено поехать заместителем начальника управления МВД по Горьковской области…
Николая Миронова, заместителя начальника военной контрразведки, Берия — и тоже с большим понижением — отправил заместителем начальника Особого отдела Киевского военного округа.
Виктор Алидин два месяца сидел без работы. Потом его перевели в малозначительный отдел «П», который занимался поселениями, то есть ссыльными, начиная с кулаков.
Чекисты со смешанным чувствами встретили возвращение Берии. С 1945 года, когда он покинул Лубянку, прошло много времени, его людей осталось не так много. Кадровые перетряски и слияние двух министерств породили недовольство.
Николай Николаевич Месяцев, который при министре Игнатьеве стал заместителем начальника следственной части МГБ по особо важным делам, рассказывал мне, что, когда умер Сталин, он был за границей в Англии, куда ездила молодежная делегация:
— Я вернулся в Москву, на хозяйстве уже сидел Берия. Он два раза меня вызывал, предлагал остаться в органах. Я сказал, что по натуре я не чекист, а пропагандист. Он сказал: «Мы с тобой такую пропаганду развернем, все удивляться будут». Принимал он меня под Первое мая, сидел в рубашке, до пупа расстегнутой, галстук спущен, рукава засучены, руки волосатые с толстыми пальцами. Разговор на мате-полумате, и я думаю: «Коля, как же ты носил по Красной площади его портрет?! Кого ты носил? Это же хулиган, политический авантюрист способный, но авантюрист».